Предисловие 
 Глава 1. Как возник ЛСД 
 Глава 2. ЛСД в экспериментах над животными и биологических исследованиях -
 Глава 3. Химические модификации ЛСД
 Глава 4. Использование ЛСД в психиатрии
 Глава 5. От лекарства к наркотику
 Глава 6. Мексиканские родственники ЛСД
 Глава 8. Встреча с Олдосом Хаксли 
 Глава 9. Переписка с поэтом и врачом Вальтером Фогтом 
 Глава 10. Разные посетители 
 Глава 11. ЛСД экспириенс и реальность



Предисловие 
     Существуют переживания, о которых большинство из нас не решаются говорить, 
поскольку они не вписываются в повседневную реальность и бросают вызов 
рациональным объяснениям. Это не явления, происходящие вовне, а скорее события 
нашей внутренней жизни, которые обычно отбрасываются как игра воображения и 
стираются из памяти. Внезапно, привычный вид окружающего мира преобразуется 
странным, то ли восхитительным, то ли тревожащим образом: он является нам в 
новом свете, приобретая особое значение. Такое переживание может быть легким и 
быстротечным, как дуновение ветерка, или оно может оставить глубокий отпечаток в 
нашей памяти.
     Одно из подобных откровений, которое я испытал в детстве, навсегда осталось 
удивительно живым в моей памяти. Это случилось майским утром - я забыл в каком 
году - но я всегда смогу точно указать то место, где это произошло, на лесной 
тропинке, на горе Мартинсберг, рядом со швейцарским городом Баден. Когда я 
прогуливался по свежему зеленому лесу, залитому утренним солнцем, неожиданно все 
вокруг предстало в необычном свете. Может, это было что-то, чего я не замечал 
раньше? Может, я внезапно открыл для себя весенний лес таким, каким он выглядел 
на самом деле? Он сиял необычайно красивым великолепием, честно говоря, как 
будто стараясь окружить меня своим величием. Я был переполнен неописуемым 
чувством радости, единства, и счастливой уверенности.
     Не имею понятия, сколько я простоял там, очарованный. Но я помню тревожное 
беспокойство, которое почувствовал, когда сияние постепенно исчезло, и я побрел 
дальше: как могло видение, которое было столь реальным и убедительным, столь 
непосредственным и глубоким - как могло оно закончиться так быстро? И как я мог 
сказать другим об этом, как того требовала переполнявшая меня радость, поскольку 
я знал, что нет слов, чтобы описать то, что я видел? Казалось странным, что я, 
ребенок, видел нечто удивительное, такое, чего взрослые, очевидно, не 
воспринимали, поскольку я никогда не слышал, чтобы они упоминали об этом.
     Все еще, будучи ребенком, я испытал еще несколько подобных моментов эйфории 
во время моих прогулок по лесам и лугам. Именно эти переживания сформировали 
основные контуры моего видения мира и убедили меня в существовании чудесной, 
могучей и непостижимой реальности, скрытой от обыденного зрения.
     Я был часто озадачен в те дни, мне хотелось знать, смогу ли я, став 
взрослым, испытывать эти переживания, смогу ли я изобразить их в поэзии или 
живописи. Но, зная, что я не был рожден поэтом или художником, я решил, что буду 
хранить эти переживания в себе, такими значимыми, какими они были для меня.
     Неожиданно, хотя едва ли случайно, гораздо позднее, в зрелом возрасте, 
установилась связь между моей профессией и теми визионерскими переживаниями 
детства.
     Поскольку я хотел проникнуть в структуру и суть материи, я стал ученым 
химиком. С раннего детства, питая интерес к растительному миру, я решил 
специализироваться на исследованиях лекарственных растений. Двигаясь в русле 
этого рода деятельности, я познакомился с психоактивными веществами, вызывающими 
галлюцинации, которые в определенных условиях могут порождать провидческие 
состояния, подобные тем спонтанным переживаниям, только что описанным мною. 
Самым важным из этих галлюциногенных веществ стал ЛСД. Галлюциногены, как 
активные соединения со значительным научным интересом к ним, заняли место в 
медицинских исследованиях, биологии и психиатрии, а позже они, особенно ЛСД, 
получили также широкое распространение в субкультуре, связанной с наркотиками.
     Изучая литературу, связанную с моей работой, я стал осознавать всеобщее 
огромное значение визионерского опыта. Он играет главную роль, не только в 
мистицизме и истории религий, но также в творческом процессе в искусстве, 
литературе и науке. Более недавние исследования показали, что многим людям 
визионерский опыт доступен в повседневной жизни, хотя большинству из нас не 
удается распознать его значение и ценность. Мистические переживания, вроде тех, 
что оставили след в моем детстве, по-видимому, не так уж и редки.
     Сегодня широко распространено стремление к мистическим переживаниям, к 
визионерскому прорыву к более глубокой, более всесторонней реальности, чем та, 
что воспринимается нашим рациональным повседневным сознанием. Попытки преодолеть 
наше материалистическое видение мира совершаются в различных направлениях, не 
только приверженцами восточных религиозных течений, но и профессиональными 
психиатрами, которые перенимают подобный глубокий духовный опыт в качестве 
основного терапевтического принципа.
     Я разделяю мнение многих моих современников о том, что духовный кризис, 
охвативший все сферы западного индустриализованного общества, может быть излечен 
только изменением нашего видения мира. Нам следует перейти от 
материалистического, дуалистического убеждения, что человек и окружающая среда 
раздельны, к новому осознанию всеобъемлющей реальности, которая включает в себя 
воспринимающее "Я", реальности, в которой люди чувствуют свое единство с живой 
природой и мирозданием.
     Все, что может способствовать такому фундаментальному изменению в нашем 
восприятии реальности, должно привлекать к себе пристальное внимание. На первом 
месте среди подобных подходов стоят различные методы медитации, и в религиозном 
и в светском контексте, которые ставят своей целью углубление осознания 
реальности при помощи мистического опыта. Другим важным, но все еще 
противоречивым, путем к той же самой цели является использование свойства 
галюциногенных препаратов изменять сознание. ЛСД находит подобное применение в 
медицине, помогая пациентам в психоанализе и психотерапии воспринимать свои 
проблемы в их истинном смысле.
     Намеренный вызов мистических переживаний, в частности, при помощи ЛСД и 
подобных галлюциногенов, по сравнению со спонтанным визионерским опытом, влечет 
за собой опасности, которые нельзя недооценивать. Практикующие должны принимать 
во внимание некоторые эффекты этих веществ, а именно их способность влиять на 
наше сознание, на самую глубинную суть нас самих. История ЛСД на сегодняшний 
день достаточно демонстрирует катастрофические последствия, которые могут 
наступить, когда глубина его эффектов недооценивается и это вещество 
воспринимается как наркотик, который можно принимать ради удовольствия. 
Неправильное и неуместное использование сделало ЛСД моим трудным ребенком.
     Я хочу дать в этой книге полноценную картину ЛСД, его происхождения, его 
эффектов и его опасностей, чтобы предотвратить злоупотребление этим необычным 
средством. Я надеюсь в связи с этим подчеркнуть возможности использования ЛСД, 
которые соответствуют его характерному действию. Я считаю, что если бы люди 
научились использовать способность ЛСД вызывать видения более разумно, в 
подходящих условиях, в медицинской практике и в сочетании с медитацией, то в 
будущем этот трудный ребенок мог бы стать вундеркиндом.
     
Глава 1. Как возник ЛСД 

    В области научных наблюдений удача дается лишь тем, кто подготовлен. 
    Луи Пастер. 
     Раз за разом я слышал или читал, что ЛСД был открыт случайно. Это верно 
лишь отчасти. ЛСД явился на свет в рамках систематической программы 
исследований, а "случайность" произошла значительно позже: когда ЛСД было уже 
пять лет, мне довелось испытать его непредвиденное действие на себе самом, 
вернее на своем собственном разуме.
     Глядя в прошлое на свою профессиональную карьеру и, пытаясь отследить 
важнейшие события и решения, которые в конечном итоге привели меня к синтезу 

ЛСД, я понимаю, что наиболее решительным шагом был мой выбор работы после 
окончания изучения химии. Если бы это решение было другим, это вещество, которое 
стало известно всему миру, могло бы никогда не появиться. Поэтому, чтобы 
рассказать историю происхождения ЛСД, я должен вкратце коснуться своей карьеры 
как химика, поскольку эти две линии событий неразрывно связаны.
     Весной 1929-го, по окончании Цюрихского Университета, я стал сотрудником 
исследовательской химико-фармацевтической лаборатории компании Сандоз в Базеле, 
под руководством профессора Артура Штолля, основателя и директора 
фармацевтического отдела. Я выбрал эту должность, потому что она давала мне 
возможность работать с натуральными продуктами, тогда как два других предложения 
от химических фирм в Базеле означали работу в области синтетической химии.
     Первые химические исследования Моя докторская диссертация в Цюрихе под 
руководством профессора Пауля Каррера давала мне шанс реализовать свой интерес в 
химии растений и животных. Используя желудочно-кишечный сок виноградной улитки, 
я осуществил ферментное разложение хитина, строительного материала, из которого 
строятся панцирь, крылья и когти насекомых, ракообразных и других низших 
животных. Мне удалось установить химическое строение хитина по одному из 
продуктов распада, содержащему азот сахару, полученному в результате этого 
разложения. Хитин оказался аналогом целлюлозы, строительного материала растений. 
Этот важный результат, достигнутый лишь после трех месяцев исследований, вылился 
в докторскую диссертацию, защищенную мной "с отличием".
     Когда я поступил на работу в Сандоз, штат сотрудников 
химико-фармацевтического отдела был весьма скромным. Четыре химика с докторской 
степенью работали над исследованиями, три над производством.
     В лаборатории Штолля я нашел то занятие, которое полностью гармонировало со 
мной, как с химиком и исследователем. Профессор Штолль поставил перед своими 
химико-фармацевтическими исследовательскими лабораториями цель выделить основные 
действующие вещества известных лекарственных растений и получить чистые образцы 
этих соединений. Это особенно важно для лекарственных растений, чье действие 
сильно варьируется, что делает сложной точную дозировку. Однако, если активное 
вещество доступно в свободной форме, становится возможным производить стабильный 
фармацевтический препарат, точно дозируемый по весу. Имея это в виду, профессор 
Штолль выбрал для изучения вещества известных растений, таких как наперстянка 
(Digitalis), морской лук (Scilla maritima), и спорынья (Claviceps purpurea или 
Secale cornutum), которые, несмотря на свою нестабильность и неопределенность 
дозировок ограниченно применялись в медицине.
     Мои первые годы в лаборатории Сандоз были практически полностью посвящены 
исследованию активных компонентов морского лука. Доктор Вальтер Крайс, один из 
самых ранних соратников профессора Штолля, подтолкнул меня к этим исследованиям. 
Наиболее важные компоненты морского лука уже существовали в чистом виде. Его 
действующие начала, как и вещества наперстянки шерстистой (Digitalis lanata), 
были с необычайным мастерством изолированы и очищены доктором Крайсом.
     Действующее вещество морского лука принадлежит к группе сердечных 
гликозидов (гликозид = содержащее сахара вещество) и служит, как и гликозиды 
наперстянки, для лечения сердечной недостаточности. Сердечные гликозиды - весьма 
сильнодействующие вещества. Поскольку их терапевтические и токсические дозы 
столь мало отличаются, для них особенно важна точная дозировка, основанная на 
чистых веществах.
     В начале моих исследований фирмой Сандоз был уже разработан и применялся в 
терапевтической практике фармацевтический препарат, содержащий гликозиды 
морского лука, однако химическое строение его активных компонентов, за 
исключением их сахаросодержащей части, оставалось во многом неизвестным.
     Моим вкладом в исследования морского лука, в которых я с энтузиазмом 
участвовал, было выявление химической структуры общего ядра его гликозидов, что 
показало с одной стороны их отличие от гликозидов наперстянки, а с другой 
стороны их близкую структурную взаимосвязь с токсическими веществами, 
выделенными из кожных желез жабы. В 1935 эти исследования были временно 
прекращены.
     В поисках новой сферы изысканий, я попросил у профессора Штолля разрешения, 
продолжить исследования алкалоидов спорыньи, которые были начаты в 1917 и 
привели к выделению эрготамина в 1918. Эрготамин, открытый Штоллем, был первым 
алкалоидом спорыньи, полученным в химически чистой форме. Хотя эрготамин быстро 
занял важное место в терапевтической практике (под торговой маркой Гинерген) в 
качестве кровоостанавливающего средства в акушерстве и как лекарство от мигрени, 
после изоляции эрготамина и определения его эмпирической формулы химические 
исследования спорыньи в лабораториях Сандоз были приостановлены. В это время, в 
начале тридцатых, английские и американские лаборатории были заняты определением 
химического строения алкалоидов спорыньи. Они открыли новый, растворимый в воде 
алкалоид, который также можно было выделить из раствора, используемого для 
приготовления эрготамина. Я полагаю, что фирма Сандоз вовремя продолжила 
химические исследования алкалоидов спорыньи, иначе бы мы рисковали потерять свою 
ведущую роль в этой области медицинских разработок, которая уже тогда 
становилась столь важной.
     Профессор Штолль одобрил мою просьбу, но с некоторым опасением: "Я должен 
предупредить вас о тех трудностях, с которыми вы встретитесь, работая над 
алкалоидами спорыньи. Это чрезвычайно чувствительные, легко распадающиеся 
вещества; они менее устойчивы, чем любые из тех, что вы встречали, исследуя 
сердечные гликозиды. Но вы можете попробовать".
     Итак, колебания были отброшены, и я обнаружил себя вовлеченным в поле 
деятельности, которое стало главной темой в моей профессиональной карьере. Я 
никогда не забуду ту творческую радость, то страстное ожидание, которое я 
чувствовал, приступая к изучению алкалоидов спорыньи, которые были в то время 
относительно неизведанным полем для исследований.
     Спорынья Может статься полезным, дать некоторою информацию о самой 
спорынье. (За подробной информацией о спорынье читателям следует обратиться к 
книгам Г. Баргера "Спорынья и эрготизм" (Gurney and Jackson, London, 1931) и А. 
Хофманна "Алкалоиды спорыньи" (F. Enke Verlag, Stuttgart, 1964). Первая из них - 
классический рассказ об истории спорыньи, тогда как последняя акцентируется на 
химических аспектах.) Она возникает из-за низшего грибка (Claviceps purpurea), 
который паразитирует на ржи и, в меньшей степени, на других зерновых и диких 
травах. Зерна, зараженные этим грибком, преобразуются в загнутые рожки 
(склероции) от светло-коричневого до фиолетово-коричневого цвета, которые 
вырастают вместо нормальных зерен. Ботанически спорынья описывается как 
склероций, форма, которую грибок принимает зимой. Спорынья, паразитирующая на 
ржи (Secale cornutum) - та разновидность, которая используется в медицине.
     Спорынья имеет историю, более интересную, чем у любых других лекарств, в 
течение которой ее роль и значение поменялись на противоположные: изначально ее 
боялись как яда, но с течением времени она превратилась в кладовую ценных 
лекарственных веществ. Спорынья впервые появилась на сцене истории в начале 
Средневековья, как причина вспышек массовых отравлений, поражавших тысячи людей. 
Болезнь, чья связь со спорыньей была долгое время неизвестна, проявлялась в двух 
характерных формах: гангренозной (ergotismus gangraenosus) и судорожной 
(ergotismus convulsivus). Народные названия эрготизма (от французского ergot - 
спорынья) - такие как "mal des ardents", "ignis sacer", "священный огонь" или 
"огонь Св. Антония", относятся к гангренозной форме заболевания. 
Святым-покровителем жертв эрготизма считался Св. Антоний, поэтому лечением этих 
пациентов занимался в основном Орден Св. Антония.
     До недавнего времени, похожие на эпидемии вспышки отравлений спорыньей 
регистрировались в большинстве европейских стран и некоторых районах России. С 
развитием сельского хозяйства и с приходом в семнадцатом веке понимания, что 
содержащий спорынью хлеб и являлся их причиной, частота и масштабы эпидемий 
эрготизма значительно уменьшились. Последняя крупная эпидемия случилась в 
некоторых районах юга России в 1926-27 годах. (Массовые отравления в городке 
Понт-Сент-Эсприт на юге Франции в 1951 году, которое многие авторы приписывают 
содержащему спорынью хлебу, в действительности не имели ничего общего с 
эрготизмом. Это скорее произошло в результате отравления органическими 
соединениями ртути, которые применялись для дезинфекции зерна.)
     Первое упоминание о медицинском использовании спорыньи, а именно как 
средства для ускорения родов, встречается у франкфуртского целителя Адама 
Лонитцера (Lonicerus) в 1582 году. Хотя спорынья, как утверждает Лонитцер, 
использовалась повивальными бабками с давних времен, лишь в 1808 году это 
лекарство вошло в академическую медицину, благодаря труду американского врача 
Джона Стирнса, озаглавленному "Отчет о Putvis Parturiens, средстве для ускорения 
родов". Использование спорыньи в родовспоможении не выдержало, однако, испытание 
временем. Практикующие довольно скоро осознали большую опасность для ребенка, 
вызванную в основном неточностью дозировки, при превышении которой возникали 
спазмы матки. С тех пор, использование спорыньи в родовспоможении было 
ограничено остановкой послеродового кровотечения.
     Лишь после внесения спорыньи в различные фармакопеи в первой половине 
девятнадцатого века были предприняты первые попытки, выделить ее активные 
вещества. Однако на протяжении последующих ста лет никому из тех исследователей, 
что анализировали эту проблему, не удалось определить вещества, отвечающие за 
терапевтическое действие спорыньи. В 1907 англичане Г. Баргер и Ф.Х. Карр стали 
первыми, кто изолировал активный алкалоидосодержащий препарат, который они 
назвали эрготоксином, так как он производил больше токсических, чем 
терапевтических эффектов. (Этот препарат не был однородным, он был скорее смесью 
алкалоидов, как мне удалось показать спустя тридцать пять лет). Тем не менее, 
фармаколог Х.Х. Дэйл открыл, что эрготоксин, помимо маточного действия, обладает 
также антагонизмом к адреналину в автономной нервной системе, что могло привести 
к терапевтическому использованию алкалоидов спорыньи. Только с изоляцией 
эрготамина А. Штоллем (как упоминалось ранее) алкалоиды спорыньи нашли 
применение и стали широко использоваться в терапевтической практике.
     Ранние 30-ые стали новой эрой в исследовании спорыньи, начиная с 
определения химического строения алкалоидов спорыньи, как упоминалось, 
английскими и американскими лабораториями. Путем химического расщепления 
сотрудникам нью-йоркского института Рокфеллера В.А. Джакобсу и Л.С. Крэйгу 
удалось изолировать и описать ядро, общее для всех алкалоидов спорыньи. Они 
назвали его лизергиновой кислотой. Затем произошло важное открытие, как для 
химии, так и для медицины: изоляция алкалоида спорыньи, действующего на 
мускулатуру матки и как кровоостанавливающее средство. Об этом одновременно и 
практически независимо сообщили четыре источника, включая лабораторию Сандоз. 
Вещество, алкалоид относительно простого строения, был назван А. Штоллем и Е. 
Буркхардтом эргобазином (син. эргометрин, эргоновин). Путем химического 
разложения эргобазина В.А. Джакобс и Л.С. Крэйг получили в качестве продуктов 
распада лизергиновую кислоту и пропаноламин.
     Я поставил себе главной целью синтез этого алкалоида путем химического 
связывания двух составляющих эргобазина, лизергиновой кислоты и пропаноламида 
(см. структурные формулы в приложении).
     Лизергиновуя кислоту, необходимую для этой работы нужно было получить путем 
химического расщепления какого-либо другого алкалоида спорыньи. Поскольку только 
эрготамин был доступен в чистом виде, и уже вырабатывался килограммами в 
фармацевтическом производственном отделении, я выбрал этот алкалоид в качестве 
начального материала для своей работы. Я дал запрос на получение 0.5 грамма 
эрготамина людям, занимавшимся его производством. Когда я прислал бланк 
внутренней заявки профессору Штоллю на подпись, он появился в моей лаборатории и 
сделал мне выговор: "Если вы хотите работать с алкалоидами спорыньи, вам следует 
ознакомиться с методами микрохимии. Я не могу позволить вам потреблять для своих 
экспериментов такие большие количества моего дорогостоящего эрготамина".
     Отдел, производящий спорынью, помимо того, что использовал швейцарскую 
спорынью для получения эрготамина, также имел дело с португальской спорыньей, из 
которой получали некристаллический алкалоидосодержащий препарат, соответствующий 
упомянутому ранее эрготоксину, впервые изготовленному Баргером и Карром. Я решил 
использовать этот менее дорогой материал для приготовления лизергиновой кислоты. 
Алкалоид, полученный производственным отделом, приходилось очищать дальше, 
прежде чем он становился пригоден для расщепления до лизергиновой кислоты. 
Наблюдения, сделанные в процессе очистки, навели меня на мысль, что эрготоксин 
мог оказаться скорее смесью нескольких алкалоидов, нежели однородным алкалоидом. 
Я расскажу позже о далеко зашедших последствиях этих наблюдений.
     Здесь я должен ненадолго отвлечься, чтобы описать условия работы и 
технологии, существовавшие в те дни. Эти заметки могут быть интересны 
современному поколению химиков-исследователей, которые знакомы со значительно 
лучшими условиями.
     Мы были очень экономны. Личные лаборатории считались редкой 
расточительностью. На протяжении моих первых шести лет работы в Сандоз, я 
разделял лабораторию с двумя коллегами. Мы, трое химиков, плюс ассистент у 
каждого, работали в одном и том же помещении в трех различных направлениях: Др. 
Крайсс над сердечными гликозидами; Др. Видеманн, который устроился в Сандоз 
примерно в то же время, что и я, над хлорофиллом - пигментом листьев; и, 
наконец, я над алкалоидами спорыньи. Лаборатория была оборудована двумя 
вытяжными шкафами (отсек снабженный отдушиной), с малоэффективной вентиляцией 
при помощи газовой горелки. Когда мы попросили оборудовать эти шкафы 
вентиляторами, наш шеф отказался, мотивируя это тем, что вентиляция на газовых 
горелках удовлетворяла лабораторию Вильштеттера.
     Во время последних лет Первой Мировой войны в Берлине и Мюнхене профессор 
Штолль был ассистентом всемирно известного химика и лауреата Нобелевской премии 
профессора Рихарда Вильштеттера, и вместе с ним вел фундаментальные исследования 
хлорофилла и усвоения двуокиси углерода. Не было такой научной дискуссии с 
профессором Штоллем, где бы он ни упоминал своего обожаемого учителя профессора 
Вильштеттера и свою работу у него в лаборатории.
     Методы работы, доступные для химиков-органиков в то время (начало 
тридцатых) по существу оставались теми же, что применялись при Юстусе фон Либиге 
сто лет назад. Наиболее важным достижением с тех пор было изобретение Б. Преглем 
микроанализа, который сделал возможным устанавливать строение соединений всего 
по нескольким миллиграммам образца, в то время как раньше были необходимы 
несколько сотых грамма. Ни одного из тех физико-химических методов, что 
находятся в распоряжении сегодняшней химии - методов, которые изменили образ ее 
работы, сделав ее более быстрой и эффективной, и создавших абсолютно новые 
возможности, прежде всего в сфере определения строения вещества - просто еще не 
существовало в те дни.
     Для исследования гликозидов морского лука и первых работ над спорыньей, я 
все еще пользовался старыми способами разделения и очистки времен Либига: 
частичной экстракцией, частичным осаждением, частичной кристаллизацией и им 
подобными. Изобретение хроматографии на колонке, первый важный шаг к современным 
лабораторным методам, приобрел для меня большое значение лишь в более поздних 
исследованиях. Для определения строения вещества, которое сегодня быстро и 
элегантно осуществляется с помощью методов спектроскопии (ультрафиолетовой, 
инфракрасной, рентгеновской) и рентгенокристаллографии, в первых фундаментальных 
исследованиях спорыньи нам приходилось полностью полагаться на старые 
лабораторные методы химического разложения и дериватизации.
     Лизергиновая кислота и ее производные Лизергиновая кислота оказалась весьма 
нестойким веществом, и связывание ее с основными радикалами вызывало трудности. 
В конце концов, я нашел способ - метод, известный как синтез Курциуса - 
работавший для соединения лизергиновой кислоты с аминами. Этой методикой я 
получил большое число соединений лизергиновой кислоты. Соединяя лизергиновую 
кислоту с пропаноламином, я получил вещество идентичное натуральному алкалоиду 
спорыньи - эргобазину. Этим впервые был совершен лабораторный синтез алкалоида 
спорыньи. В этом был не только научный интерес в плане подтверждения химического 
строения эргобазина, но практическое значение, поскольку эргобазин, вещество с 
характерным маточным и кровоостанавливающим действием, присутствует в спорынье 
лишь в незначительных количествах. С помощью этого синтеза другие алкалоиды, 
присутствующие в больших количествах в спорынье, можно превращать в эргобазин, 
ценное средство, применяемое в акушерстве.
     После первых успехов со спорыньей, мои исследования продолжились в двух 
направлениях. Во-первых, я пытался улучшить фармакологические свойства 
эргобазина, изменяя его амино-спиртовой радикал. Мой коллега доктор И. Пейер и я 
разработали процесс экономичного производства пропаноламина и других 
аминоспиртов. В действительности, замещая пропаноламин, содержащийся в 
эргобазине другим аминоспиртом - бутаноламином, было получено активное вещество, 
даже превосходившее натуральный алкалоид по терапевтическим свойствам. Этот 
улучшенный эргобазин нашел мировое применение в качестве надежного стимулятора 
мускулатуры матки и кровоостанавливающего средства под торговой маркой 
"Метергин"; он и сегодня является передовым лекарственным препаратом для этих 
показаний в акушерстве.
     В дальнейшем я применил свою процедуру синтеза, чтобы получить новые 
соединения лизергиновой кислоты, не выделяющиеся маточной активностью, но от 
которых, основываясь на их химическом строении, можно было ожидать других 
интересных фармакологических эффектов. В 1938 я получил двадцать пятое вещество 
в этой серии производных лизергиновой кислоты: диэтиламид лизергиновой кислоты, 
в лабораторных записях сокращенно называвшийся ЛСД-25 (нем. 
Lyserg-saure-diaethylamid).
     Я синтезировал это соединение, планируя получить стимулятор кровообращения 
и дыхания (аналептик). Диэтиламид лизергиновой кислоты мог иметь подобный 
стимулирующий эффект, поскольку он сходен по своей химической структуре с другим 
аналептиком, уже известным в то время, а именно с диэтиламидом никотиновой 
кислоты (Корамином). Во время тестирования ЛСД-25 в фармакологическом отделе 
Сандоз, чьим директором в то время был профессор Эрнст Ротлин, было установлено 
его сильное маточное действие. Оно исчислялось примерно как 70% от активности 
эргобазина. Доклад об исследованиях также отмечал, что подопытные животные 
становились беспокойными во время наркоза. Новое вещество, однако, не вызвало 
особого интереса у фармакологов и врачей; поэтому испытания были прекращены.
     На протяжении следующих пяти лет ничего не было слышно об ЛСД-25. Тем 
временем, моя работа над спорыньей продвигалась в других областях. При очищении 
эрготоксина, исходного материала для лизергиновой кислоты, у меня возникло, как 
я уже упоминал, впечатление, что этот алкалоидный препарат не был однороден, а 
скорее был смесью различных веществ. Это сомнение в однородности эрготоксина 
снова усилилось, когда при его гидрогенизации были получены два определенно 
различных продукта, тогда как однородный алкалоид эрготамин при тех же условиях 
давал только один продукт гидрогенизации (гидрогенизация = присоединение 
водорода). В дальнейшем, систематический анализ предполагаемой смеси эрготоксина 
привел, в итоге, к разделению этого алкалоидосодержащего препарата на три 
однородных компонента. Один из этих трех химически однородных алкалоидов 
эрготоксина оказался идентичен алкалоиду, выделенному незадолго до этого 
производственным отделом, который А. Штолль и Е. Буркхардт назвали 
эргокристином. Другие два алкалоида были новыми. Первый я назвал эргокорнином, а 
для второго, который был выделен последним, и который долго оставался скрытым в 
исходном растворе, я выбрал имя эргокриптин (греч. криптос = скрытый). Позднее 
было найдено, что эргокриптин существует в двух изомерических формах, которые 
различались как альфа- и бета-эргокриптин.
     Решение проблемы эрготоксина было не просто научно интересно, но также 
имело большое практическое значение. Из этого возникло ценное лекарство. Три 
гидрогенизированных алкалоида эрготоксина, которые я получил во время этих 
исследований, дигидроэргокристин, дигидроэргокриптин и дигидроэргокорнин, во 
время испытаний профессором Ротлином в фармакологическом отделе проявили 
полезные для медицины свойства. Из этих трех веществ был разработан 
фармацевтический препарат Гидергин, медикамент, используемый для улучшения 
периферийного кровоснабжения и мозговой деятельности в старческом возрасте. 
Гидергин оказался эффективным средством для этих показаний. На сегодня это 
весьма важный фармацевтический продукт Сандоз.
     Дигидроэрготамин, который я также получил в течение этих исследований, тоже 
нашел применение в терапевтике как стабилизатор кровообращения и давления под 
именем Дигидергот.
     В то время как сегодняшние важные исследовательские проекты осуществляются 
почти исключительно во взаимодействии, исследования алкалоидов спорыньи, 
описанные выше, были проведены мной одним. Даже дальнейшие ступени разработки 
коммерческих препаратов оставались в моих руках: приготовление больших партий 
образцов для клинических испытаний, и, наконец, совершенствование первых 
технологий массового производства Метергина, Гидергина и Дигитергота. Это даже 
включало аналитический контроль за подготовкой первых лекарственных форм этих 
трех препаратов: ампул, жидких растворов, таблеток. Моей поддержкой в то время 
были ассистент, лаборант, а позднее второй лаборант и технический ассистент.
     Открытие физических эффектов ЛСД Решение проблемы эрготоксина привело к 
плодотворным результатам, описанным здесь лишь вкратце, и открыто путь к 
дальнейшим разработкам. Но я все еще не мог забыть относительно неинтересный 
ЛСД-25. Странное предчувствие - ощущение, что это вещество может обладать 
свойствами, иными, чем открытые в первых исследованиях - заставило меня, пять 
лет спустя после первого синтеза, еще раз получить ЛСД-25, чтобы направить его 
образец в фармакологический отдел для дальнейшего тестирования. Это было весьма 
необычно; опытное вещество, как правило, всегда исключалось из программы 
исследований, если однажды было признано отсутствие фармакологического интереса 
в нем.
     Тем не менее, весной 1943 я повторил синтез ЛСД-25. Как и при первом 
синтезе, это подразумевало получение всего нескольких сотых грамма этого 
соединения.
     На последнем этапе синтеза, во время очищения и кристаллизации диэтиламида 
лизергиновой кислоты в форме тартрата (соль винной кислоты), моя работа была 
прервана из-за необычного ощущения. Следующее описание этого происшествия взято 
из отчета, который я прислал тогда профессору Штоллю: В прошлую пятницу, 16 
апреля 1943 года, я вынужден был прервать свою работу в лаборатории в середине 
дня и отправиться домой, поскольку испытывал заметное беспокойство в сочетании с 
легким головокружением. Дома я прилег и погрузился в не лишенное приятности 
состояние, подобное опьянению, отличавшееся крайне возбужденным воображением. В 
сноподобном состоянии, с закрытыми глазами (я находил дневной свет неприятно 
ярким), я воспринимал непрерывный поток фантастических картин, удивительных 
образов с интенсивной, калейдоскопической игрой цветов. После приблизительно 
двух часов это состояние постепенно исчезло. В целом, это был необыкновенный 
опыт - как в его внезапном начале, так и в его странном течении. Скорее всего, 
это было результатом некого токсического воздействия извне; я подозревал связь с 
веществом, над которым я работал в то время, тартратом диэтиламида лизергиновой 
кислоты. Но это привело к другому вопросу: каким образом я сумел поглотить это 
вещество? Зная о токсичности соединений спорыньи, я всегда поддерживал привычку 
тщательной аккуратности в работе. Возможно, немного раствора ЛСД попало мне на 
кончики пальцев во время кристаллизации, и следы этого вещества проникли сквозь 
кожу. Если ЛСД-25 действительно был причиной этого странного состояния, тогда он 
должен быть веществом необычайной силы действия. Существовал только один способ 
докопаться до истины. Я решил произвести эксперимент над собой.
     Проявляя предельную осторожность, я начал планировать серию экспериментов с 
самым малым количеством, которое могло произвести какой-либо эффект, имея в виду 
активность алкалоидов спорыньи, известную в то время: а именно, 0.25 мг (мг = 
миллиграмм = одна тысячная грамма) диэтиламида лизергиновой кислоты в форме 
тартрата. Ниже цитируется запись из моего лабораторного журнала от 19 апреля 
1943 года.
     

Эксперимент над собой


     19.04.43 16:20: Принято орально 0.5 куб.см. 1/2 промильного раствора 
тартрата диэтиламида = 0.25 мг тартрата. Разбавлен приблизительно 10 куб.см. 
воды. Без вкуса.
     17:00: Отмечается головокружение, чувство тревоги, визуальные искажения, 
симптомы паралича, желание смеяться.
     Добавление от 21.04: 
     Отправился домой на велосипеде. 18:00 - прибл. 20:00 наиболее тяжелый 
кризис. (См. специальный отчет). 
     Здесь заметки в моем лабораторном журнале прерываются. Я мог писать 
последние слова лишь с большим усилием. Теперь мне стало ясно, что именно ЛСД 
был причиной удивительного происшествия в предыдущую пятницу, поскольку 
изменения в восприятии были теми же, что и раньше, только более сильными. Мне 
приходилось напрягаться, чтобы говорить связанно. Я попросил моего лабораторного 
ассистента, который был информирован об эксперименте, проводить меня домой. Мы 
отправились на велосипеде, так как автомобиля не было из-за ограничений военного 
времени. По дороге домой, мое состояние начало принимать угрожающие формы. Все в 
моем поле зрения дрожало и искажалось, как будто в кривом зеркале. У меня также 
было чувство, что мы не можем сдвинуться с места. Однако мой ассистент сказал 
мне позже, что мы ехали очень быстро. Наконец, мы приехали домой целые и 
невредимые, и я едва смог обратиться с просьбой к своему спутнику, чтобы он 
позвал нашего семейного врача и попросил молока у соседей.
     Несмотря на мое бредовое, невразумительное состояние, у меня возникали 
короткие периоды ясного и эффективного мышления - я выбрал молоко в качестве 
общего противоядия при отравлениях.
     Головокружение и ощущение, что я теряю сознание, стали к этому времени 
настолько сильными, что я не мог больше стоять, и мне пришлось лечь на диван. 
Окружающий меня мир теперь еще более ужасающе преобразился. Все в комнате 
вращалось, и знакомые вещи и предметы мебели приобрели гротескную угрожающую 
форму. Все они были в непрерывном движении, как бы одержимые внутренним 
беспокойством. Женщина возле двери, которую я с трудом узнал, принесла мне 
молока - на протяжении вечера я выпил два литра. Это больше не была фрау Р., а 
скорее злая, коварная ведьма в раскрашенной маске.
     Еще хуже, чем эти демонические трансформации внешнего мира, была перемена 
того, как я воспринимал себя самого, свою внутреннюю сущность. Любое усилие моей 
воли, любая попытка положить конец дезинтеграции внешнего мира и растворению 
моего "Я", казались тщетными. Кокой-то демон вселился в меня, завладел моим 
телом, разумом и душой. Я вскочил и закричал, пытаясь освободиться от него, но 
затем опустился и беспомощно лег на диван. Вещество, с которым я хотел 
экспериментировать, покорило меня. Это был демон, который презрительно 
торжествовал над моей волей. Я был охвачен ужасающим страхом, сойти с ума. Я 
оказался в другом мире, в другом месте, в другом времени. Казалось, что мое тело 
осталось без чувств, безжизненное и чуждое. Умирал ли я? Было ли это переходом? 
Временами мне казалось, что я нахожусь вне тела, и тогда я ясно осознавал, как 
сторонний наблюдатель, всю полноту трагедии моего положения. Я даже не 
попрощался со своей семьей (моя жена, с тремя нашими детьми отправилась в тот 
день навестить ее родителей в Люцерне). Могли бы они понять, что я не 
экспериментировал безрассудно, безответственно, но с величайшей осторожностью, и 
что подобный результат ни коим образом не мог быть предвиден? Мой страх и 
отчаяние усилились, не только оттого, что молодая семья должна была потерять 
своего отца, но потому что я боялся оставить свою работу, свои химические 
исследования, которые столько для меня значили, неоконченными на половине 
плодотворного, многообещающего пути. Возникла и другая мысль, идея, полная 
горькой иронии: если я должен был преждевременно покинуть этот мир, то это 
произойдет из-за диэтиламида лизергиновой кислоты, которому я же сам и дал 
рождение в этом мире.
     К тому времени, когда приехал врач, пик моего безнадежного состояния уже 
миновал. Мой лабораторный ассистент рассказал ему о моем эксперименте, поскольку 
я сам все еще не мог составить связного предложения. Он покачал головой в 
недоумении, после моих попыток описать смертельную опасность, которая угрожала 
моему телу. Он не обнаружил никаких ненормальных симптомов, за исключением 
сильно расширенных зрачков. И пульс, и давление, и дыхание - все было 
нормальным. Он не видел причин выписывать какие-либо лекарства. Вместо этого он 
проводил меня к постели и остался присматривать за мной. Постепенно, я вернулся 
из таинственного, незнакомого мира в успокаивающую повседневную реальность. 
Страх ослаб и уступил место счастью и признательности, вернулось нормальные 
восприятие и мысли, и я стал уверен в том, что опасность сумасшествия 
окончательно прошла.
     Теперь, понемногу, я начал наслаждаться беспрецедентными цветами и игрой 
форм, которые продолжали существовать перед моими закрытыми глазами. Калейдоскоп 
фантастических образов, нахлынул на меня; чередующиеся, пестрые, они расходились 
и сходились кругами и спиралями, взрывались фонтанами цвета, перемешивались и 
превращались друг в друга в непрерывном потоке. Я отчетливо замечал, как каждое 
слуховое ощущение, такое как звук дверной ручки или проезжающего автомобиля, 
трансформировалось в зрительное. Каждый звук порождал быстро меняющийся образ 
уникальной формы и цвета.
     Поздно вечером моя жена вернулась из Люцерны. Кто-то сообщил ей по 
телефону, что я слег с таинственным заболеванием. Она сразу же вернулась домой, 
оставив детей у своих родителей. К этому времени, я отошел достаточно, чтобы 
рассказать ей, что случилось.
     Обессилевший, я заснул и проснулся на следующее утро обновленный, с ясной 
головой, хотя и несколько уставший физически. Во мне струилось ощущение 
благополучия и новой жизни. Когда, позднее, я вышел прогуляться в сад, где после 
весеннего дождя сияло солнце, все вокруг блестело и искрилось освежающим светом. 
Мир как будто заново создали. Все мои органы чувств вибрировали в состоянии 
наивысшей чувствительности, которое сохранялось весь день.
     Этот эксперимент показал, что ЛСД-25 ведет себя как психоактивное вещество 
с необычайными свойствами и силой. В моей памяти не существовало другого 
известного вещества, которое вызывало бы столь глубокие психические эффекты в 
таких сверхмалых дозах, которое порождало бы столь драматические изменения в 
сознании человека, в нашем восприятии внутреннего и внешнего мира.
     Еще более значительным было то, что я мог помнить события, происходившее 
под воздействием ЛСД во всех подробностях. Это означало только то, что 
запоминающая функция сознания не прерывалась даже на пике ЛСД экспириенса, 
несмотря на полный распад обычного видения мира. На протяжении всего 
эксперимента я всегда осознавал свое участие в нем, но, несмотря на понимание 
своей ситуации, я не мог, при всех усилиях своей воли, стряхнуть с себя мир ЛСД. 
Все воспринималось как совершенно реальное, как тревожащая реальность, 
тревожащая потому, что картина другого мира, мира знакомой повседневной 
реальности по-прежнему полностью сохранялась в памяти, доступная для сравнения
     Другим неожиданным аспектом ЛСД была его возможность производить столь 
глубокое, мощное состояние опьянения без дальнейшего похмелья. Даже, наоборот, 
на следующий день после эксперимента с ЛСД я находился, как уже описывал, в 
прекрасном физическом и ментальном состоянии.
     Я осознавал, что ЛСД, новое активное вещество с такими свойствами, должен 
найти применение в фармакологии, неврологии, и, особенно, в психиатрии, и что он 
должен привлечь внимание соответствующих специалистов. Но в то время я даже не 
подозревал, что новое вещество будет также использоваться вне медицины, как 
наркотик. Поскольку мой эксперимент над собой показал ЛСД в его ужасающем, 
дьявольском аспекте, я менее всего ожидал, что это вещество сможет когда-либо 
найти применение как некий наркотик, используемый ради удовольствия. Кроме того, 
мне не удалось распознать ярковыраженную связь между воздействием ЛСД и 
самопроизвольными визионерскими переживаниями, вплоть до последующих 
экспериментов, проводившихся с более низкими дозами и в другой обстановке.
     На следующий день я написал профессору Штоллю вышеупомянутый отчет о моем 
необычайном опыте с ЛСД-25 и послал копию директору фармакологического отдела 
профессору Ротлину.
     Как я и ожидал, первой реакцией было скептическое удивление. Тотчас же 
раздался звонок из управления; профессор Штолль спросил: "Вы уверены, что не 
ошиблись при взвешивании? Упомянутая доза действительно правильная?" Профессор 
Ротлин позвонил и задал тот же вопрос. Я был уверен насчет этого, поскольку 
выполнил взвешивание и дозировку своими собственными руками. Однако, их сомнения 
были несколько оправданы, так как до этого момента не было известно вещества, 
которое оказывало бы даже малейший психический эффект в меньших миллиграмма 
дозах. Существование вещества с подобной силой действия казалось почти 
невероятным.
     Сам профессор Ротлин и двое его коллег были первыми, кто повторил мой 
эксперимент всего лишь с одной третьей той дозы, которую использовал я. Но даже 
на этом уровне, эффекты по-прежнему были весьма впечатляющими и совершенно 
нереальными. Все сомнения об утверждениях в моем отчете были исключены.
     
Глава 2. ЛСД в экспериментах над животными и биологических исследованиях 
     После открытия его необычных психических эффектов, ЛСД-25, который пять лет 
назад был закрыт для дальнейших исследований после первых испытаний на животных, 
снова включили в серию опытных препаратов. Большинство основополагающих 
исследований на животных были проведены доктором Аурелио Черлетти из 
фармакологического отдела Сандоз, возглавляемого профессором Ротлином.
     Прежде чем новое вещество допускается к исследованиям в систематизированных 
клинических экспериментах с участием людей, следует собрать обширные данные о 
его действии и побочных эффектах в фармакологических опытах на животных. Эти 
испытания должны проанализировать усвоение и распад данного вещества в 
организме, и, в первую очередь, его переносимость и относительную токсичность. 
Здесь будут рассмотрены только важнейшие отчеты об опытах над животными с ЛСД, 
понятные неспециалисту. Я бы вышел за рамки этой книги, если попытался бы 
упомянуть все результаты нескольких сотен фармакологических исследований, 
которые проводились во всем мире в связи с фундаментальной работой над ЛСД в 
лабораториях Сандоз.
     Опыты над животными мало что рассказывают о психических изменениях, 
вызываемых ЛСД, потому что психические эффекты едва ли можно установить у низших 
животных; и даже у более высокоразвитых, о них можно судить лишь в определенной 
мере. Эффекты ЛСД воздействуют в первую очередь на сферу высшей психической и 
умственной деятельности. Отсюда становиться ясно, что специфических реакций на 
ЛСД следует ожидать только от высших животных. Тонкие психические реакции нельзя 
обнаружить у животного, поскольку, даже если они и происходят, животное не в 
состоянии их выразить. Следовательно, становятся заметными только относительно 
сильные нарушения, которые выражаются в измененном поведении подопытных 
животных. Поэтому, даже для высших животных, таких как кошки, собаки и обезьяны, 
необходимы количества препарата, существенно большие, чем эффективная доза ЛСД 
для человека.
     В то время как мыши под воздействием ЛСД показывают только двигательное 
беспокойство и изменения в манере облизываться, у кошек мы видим, помимо 
вегететивных симптомов, таких как стоящая дыбом шерсть (пилоэрекция) и 
повышенное слюнотечение, симптомы, указывающие на наличие галлюцинаций. Животные 
беспокойно всматриваются в воздух, и, вместо того, чтобы ловить мышь, кошка 
оставляет ее в покое, или даже останавливается перед ней в страхе. Можно также 
прийти к выводу, что поведение собак под воздействием ЛСД включает галлюцинации. 
Группа шимпанзе, находящихся в клетке, очень чувствительно реагирует на то, что 
один из стаи получает ЛСД. Даже если в отдельном животном не заметно никаких 
перемен, все в клетке начинают шуметь, поскольку шимпанзе под влиянием ЛСД 
больше не подчиняется четко согласованному иерархическому порядку стаи.
     Из оставшихся видов животных, на которых тестировался ЛСД, стоит упомянуть 
только аквариумных рыб и пауков. У рыб наблюдалась необычное положение тела на 
плаву, а у пауков ЛСД производил явные изменения в плетении паутины. При очень 
низких оптимальных дозах паутина была даже более пропорциональной и аккуратной, 
чем обычная: однако, при больших дозах паутина становилась неправильной и 
рудиментарной.
     Насколько токсичен ЛСД? Токсичность ЛСД определялась на нескольких видах 
животных. Нормой для измерения токсичности вещества является индекс ЛД50, то 
есть средняя летальная доза, от которой погибает 50% испытуемых животных. Как 
для ЛСД, так и в целом, он широко варьируется в зависимости от вида животного. 
ЛД50 для мышей составляет 50-60 мг/кг в/в (то есть, от 50 до 60 тысячных грамма 
ЛСД на килограмм веса животного при внутривенной инъекции раствора ЛСД). Для 
крыс ЛД50 снижается до 16.5 мг/кг, для кроликов до 0.3 мг/кг. Один слон, 
которому ввели 0.297 грамма ЛСД, умер через несколько минут. Вес этого животного 
определили как 5000 кг, что соответствует летальной дозе 0.06 мг/кг (0.06 
тысячных грамма на килограмм веса тела). Поскольку это единичный случай, это 
значение не следует обобщать, но мы можем заключить, что самое большое земное 
животное показывает пропорциональную чувствительность к ЛСД, так как летальная 
доза для слона должна быть приблизительно в 1000 раз меньше, чем для мыши. 
Большинство животных погибает от летальной дозы ЛСД из-за остановки дыхания.
     Малые дозы, вызывающие смерть у подопытных животных, могут создать 
впечатление, что ЛСД очень токсичное вещество. Однако, если сравнить летальную 
дозу для животных с эффективной дозой для человека, которая составляет 
0.0003-0.001 мг/кг (от 0.0003 до 0.001 тысячной грамма на килограмм веса тела), 
выясняется необычайно низкая токсичность ЛСД. Только 300-600-кратная 
передозировка ЛСД, если сравнивать с летальной дозой кроликов, или даже 
50000-100000-кратная передозировка, в сравнении с токсичностью у мышей, могла бы 
вызвать смертельный исход у человека. Эти сравнения относительной токсичности, 
конечно же, понимаются только как приблизительные оценки порядков величин, так 
как определение терапевтического индекса (то есть отношение между эффективной и 
летальной дозой) имеет смысл только для данных видов животных. В случае человека 
подобная процедура невозможна, потому что летальная доза для человека не 
установлена. Насколько мне известно, до сих пор не зафиксировано ни одной 
смерти, которая была бы прямым последствием отравления ЛСД. Многочисленные 
случаи смертельных последствий, приписываемые употреблению ЛСД, действительно 
имели место, но все это были несчастные случаи, даже самоубийства, которые можно 
отнести на счет дезориентирующего состояния, возникающего при интоксикации ЛСД. 
Опасность ЛСД лежит не в его токсичности, а, скорее, в непредсказуемости его 
психических эффектов.
     Несколько лет назад в научной литературе, а также в массовых изданиях, 
появились сообщения, утверждающие, что ЛСД повреждает хромосомы и генетические 
данные. Эти эффекты, однако, наблюдались лишь в нескольких индивидуальных 
случаях. Тем не менее, последовавшие за этим всесторонние исследования большого, 
статистически значимого числа случаев, показали, что нет никакой связи между 
хромосомными аномалиями и употреблением ЛСД. То же самое относится к сообщениям 
о деформации плода у беременных, которые по некоторым утверждениям, возникали 
из-за ЛСД. В экспериментах над животными возможно, в принципе, спровоцировать 
деформацию плода крайне высокими дозами ЛСД, достаточно сильно превышающими 
дозы, используемыми для человека. Но в этих условиях даже безобидные вещества 
вызывают подобные повреждения. Исследование указанных индивидуальных случаев 
деформации плода у человека, опять-таки, не обнаруживает связи между ЛСД и 
подобными травмами. Если бы такая связь существовала, это уже давно привлекло бы 
к себе внимание, поскольку на сегодня несколько миллионов человек когда-либо 
принимали ЛСД.
     Фармакологические свойства ЛСД ЛСД легко и полностью поглощается 
желудочно-кишечным трактом. Поэтому необязательно делать инъекции ЛСД, за 
исключением особых случаев. Опыты на мышах с радиоактивно помеченным ЛСД 
установили, что введенный внутривенно ЛСД очень быстро исчезает, оставляя 
небольшие следы, из кровеносной системы и распространяется по организму. Как ни 
странно, меньше всего он концентрируется в мозге. Здесь он сконцентрирован в 
определенных центрах среднего мозга, которые играют роль регуляторов эмоций. Эти 
открытия дают указания о локализации определенных физических функций в мозге.
     Концентрация ЛСД в различных органах достигает максимальных значений через 
10-15 минут после инъекции, затем плавно спадает. Тонкая кишка, где концентрация 
достигает максимума через два часа, составляет исключение. Выводится ЛСД большей 
частью (примерно до 80-ти процентов) через кишечник посредством печени и желчи. 
Только от 1 до 10 процентов продуктов переработки составляет неизмененный ЛСД; 
остаток состоит из различных продуктов распада.
     Поскольку психические эффекты ЛСД продолжаются даже после того момента, 
когда его уже нельзя обнаружить в организме, мы должны заключить, что он не 
активен как таковой, а скорее он запускает определенный биохимический, 
нейрофизиологический и психический механизм, который вызывает состояние 
опьянения и продолжается уже в отсутствие действующего вещества.
     ЛСД стимулирует центры симпатической нервной системы среднего мозга, что 
приводит к расширению зрачков, повышению температуры тела, и росту уровня сахара 
в крови. Как уже упоминалось, ЛСД вызывает сокращения матки.                     ------------------------------------
     Особенно интересным фармакологическим свойством ЛСД, открытым в Англии 
Дж.Х. Гэддамом, является его эффект блокады серотонина. Серотонин - это 
гормоноподобное вещество, присутствующее в различных органах теплокровных 
животных. Концентрируясь в среднем мозге, он играет важную роль в 
распространении импульсов определенных нервов и, следовательно, в биохимии 
психических функций. Психические эффекты ЛСД некоторое время объясняли 
нарушениями нормального функционирования серотонина, которые вызывает ЛСД. Тем 
не менее, вскоре было показано, что даже некоторые производные ЛСД (соединения, 
в которых слегка изменено химическое строение ЛСД), не проявляющие 
галлюциногенных свойств, тормозят эффекты серотонина так же сильно, или даже 
сильнее, чем неизмененный ЛСД. Поэтому, тот факт, что ЛСД блокирует серотонин, 
не достаточен для объяснения его галлюциногенных свойств.
     ЛСД также влияет на нейрофизиологические функции, связанные с допамином, 
который, как и серотонин, является гормоноподобным веществом, естественно 
встречающимся в организме. Большинство мозговых центров, восприимчивых к 
допамину, активизируются ЛСД, в то время как другие им подавляются.
     Мы все еще не знаем биохимического механизма, посредством которого ЛСД 
воздействует на психику. Однако, исследования взаимодействия ЛСД с мозговыми 
регуляторами, такими как серотонин и допамин, являются примерами того, как ЛСД 
может служить в качестве инструмента для исследований мозга, для изучения 
биохимических процессов, которые лежат в основе психических функций.
     
Глава 3. Химические модификации ЛСД
     Когда в химико-фармакологических исследованиях открывается новое 
соединение, путем ли выделения из лекарственного растения или органов животных, 
или путем синтеза, как в случае с ЛСД, тогда химик пытается, изменяя его 
молекулярную структуру, получить новые соединения со сходным, или, возможно, 
даже улучшенным действием, или с другими ценными свойствами. Мы называем эти 
производные химическими модификациями активного вещества. Из, ориентировочно, 
20000 новых веществ, получаемых ежегодно в химико-фармацевтических лабораториях 
мира, подавляющее большинство составляют продукты модификации нескольких 
соответствующих групп активных соединений. Открытие действительно нового типа 
активных соединений - нового в смысле химического строения и фармакологического 
действия - редкая удача.
     Вскоре после открытия психических эффектов ЛСД, чтобы ускорить получения 
химических модификаций ЛСД и дальнейшие исследования в области алкалоидов 
спорыньи, ко мне были назначены двое сотрудников. Работу над химическим 
строением алкалоидов спорыньи пептидного типа, к которому принадлежат эрготамин 
и алкалоиды группы эрготоксина, продолжил доктор Теодор Петржилка. Работая с 
доктором Францем Трокслером, я получил большое число химических модификаций ЛСД, 
и мы попытались проникнуть дальше в суть строения лизергиновой кислоты, для 
которой американские исследователи уже предложили структурную формулу. В 1949 
нам удалось исправить эту формулу и установить действительное строение этого 
общего ядра всех алкалоидов спорыньи, включая, конечно, ЛСД.
     Исследования пептидных алкалоидов спорыньи привело к открытию полных 
структурных формул этих соединений, которые мы опубликовали в 1951. Их 
правильность была подтверждена полным синтезом эрготамина, который осуществили 
десять лет спустя двое молодых сотрудников, доктор Альберт Й. Фрей и доктор Ханс 
Отт. Другой сотрудник, доктор Пауль А. Стадлер, был большей частью ответственен 
за усовершенствование этого синтеза, сделав его пригодным для производства в 
промышленных масштабах. Синтетическое производство пептидных алкалоидов 
спорыньи, использующее лизергиновую кислоту, получаемую из особых культур 
спорыньи, имеет большое экономическое значение. Эта процедура используется при 
производстве исходных материалов для таких лекарств, как Гидергин и Дигидергот.
     Теперь вернемся к химическим модификациям ЛСД. В сотрудничестве с доктором 
Трокслером мы создали множество производных ЛСД, но ни одно из них не проявило 
галлюциногенной активности, большей, чем ЛСД. В действительности, самые близкие 
производные оказались существенно менее активными в этом плане.
     Существует четыре различных возможности пространственного расположения 
атомов в молекуле ЛСД. В научных терминах они различаются приставкой изо- и 
буквами D и L. Кроме ЛСД, который более точно обозначается как диэтиламид 
D-лизергиновой кислоты, я также получил и сходным образом испытал на себе три 
другие пространственные формы, а именно, диэтиламид D-изолизергиновой кислоты 
(изо-ЛСД), диэтиламид L-лизергиновой кислоты (L-ЛСД), и диэтиламид 
L-изолизергиновой кислоты (L-изо-ЛСД). Последний три формы ЛСД не проявили 
психических эффектов вплоть до дозы в 0.5 мг, что соответствует 20-кратной 
минимальной активной дозе ЛСД.
     Вещество очень близко стоящее к ЛСД, моноэтиламд лизергиновой кислоты 
(LAE-23), в котором этиловая группа заменена атомом водорода, оказался в десять 
раз слабее по психоактивности, чем ЛСД. Галлюциногенный эффект этого вещества 
также качественно отличаются: он характеризуется снотворным компонентом. 
Подобный снотворный эффект еще больше проявляется у амида лизергиновой кислоты 
(LA-111), в котором обе этильные группы замещены атомами водорода. Эффекты, 
которые я установил, экспериментирую над собой с LA-111 и LAE-23, были 
подтверждены последующими клиническими исследованиями.
     Пятнадцать лет спустя мы встретились с амидом лизергиновой кислоты, который 
был получен синтетически для этих исследований, как со встречающимся в природе 
активным веществом мексиканского волшебного снадобья "ололиуки". В следующих 
главах я более подробно расскажу об этом неожиданном открытии.
     Определенные результаты химических модификаций ЛСД оказались ценными для 
медицинских исследований; производные ЛСД были признаны слабо или вообще не 
галлюциногенными, но вместо этого проявляли другие эффекты ЛСД в большей 
степени. Таким эффектом ЛСД является его блокирующее действие по отношению к 
нейропередатчику серотонину (упомянутому ранее в главе о фармакологических 
свойствах ЛСД). Так как серотонин играет определенную роль в возбуждении 
аллергических процессов и также в возникновении мигреней, для медицинских 
исследований имело большое значение специфическое вещество, блокирующее 
серотонин. Поэтому мы систематически искали производное ЛСД без галлюциногенных 
эффектов, но с возможно большей активностью как блокатора серотонина. Первым 
найденным веществом стал бромо-ЛСД, который стал известен в медико-биологических 
исследованиях под именем BOL-148. В процессе наших исследований антагонистов 
серотонина, доктор Трокслер получил в последствии еще более сильные и более 
узконаправленные активные вещества. Наиболее активное из них попало на 
медицинский рынок в качестве лекарства от мигрени под торговой маркой "Десерил" 
или, в англоязычных странах, "Сансерт".
     
Глава 4. Использование ЛСД в психиатрии
     Вскоре после того, как ЛСД был опробован на животных, в клинике Цюрихского 
Университета были проведены первые систематизированные исследования на человеке. 
Доктор медицинских наук Вернер А. Штолль (сын профессора Артура Штолля), который 
руководил этими исследованиями, опубликовал в 1947 свои результаты в 
"Швейцарском Архиве Неврологии и Психиатрии" под заголовком 
"Lysergsaure-diathylamid, ein Phantastikum aus der Mutterkorngruppe" (Диэтиламид 
лизергиновой кислоты - фантастикум из группы производных спорыньи).
     Тесты включали в себя как здоровых субъектов, так и больных шизофренией. 
Дозировка была существенно меньше, чем в моем эксперименте с 0.25 мг тартрата 
ЛСД, всего лишь от 0.02 до 0.13 мг. Эмоциональное состояние во время действия 
ЛСД, преобладавшее в этих опытах, было эйфорическим, в то время как в моем 
эксперименте настроение характеризовалось мрачными побочными эффектами - 
результат передозировки и, конечно же, страха перед неопределенным исходом.
     Эта фундаментальная публикация, которая содержала научное описание всех 
основных особенностей интоксикации ЛСД, давала для нового активного вещества 
определение "фантастикум". Тем не менее, вопрос терапевтического применения ЛСД 
оставался нерешенным. С другой стороны, этот отчет подчеркнул необычайно высокую 
активность ЛСД, которая соответствует активности некоторых веществ, в малых 
количествах присутствующих в организме, и которые считаются ответственными за 
определенные психические расстройства. Другой темой, обсуждаемой в этой первой 
публикации, было возможное применение ЛСД как исследовательского инструмента в 
психиатрии, что следовало из его потрясающей психической активности.
     Первые личные опыты психиатров В этой статье В.А. Штолль также дал 
подробное описание своего личного опыта с ЛСД. Поскольку это был первый личный 
опыт, опубликованный психиатром, и так как он описывает многие характерные 
особенности воздействия ЛСД, может быть интересным процитировать этот отчет. Я 
горячо благодарен автору за любезное разрешение, опубликовать этот отрывок. В 
восемь часов я принял 60 мкг (0.06 миллиграмма) ЛСД. Через 30 минут появились 
первые симптомы: тяжесть в конечностях, легкие атактические симптомы 
(неловкость, потеря координации). Последовала стадия субъективно очень 
неприятного общего недомогания, вместе с падением кровяного давления, отмеченным 
наблюдателями.
     Затем возникла определенная эйфория, хотя, как показалось, более слабая, 
чем я испытывал в прошлых экспериментах. Усилилась атаксия (потеря координации), 
и я ходил "плавая" по комнате большими шагами.
     После этого погасили свет (эксперимент в темноте); возникло небывалое, 
невообразимо мощное ощущение, которое все время усиливалось. Оно отличалось 
невероятным изобилием оптических галлюцинаций, которые появлялись и исчезали с 
огромной скоростью, уступая место бесчисленным новым образам. Я видел изобилие 
кругов, вихрей, искр, фонтанов, крестов и спиралей в непрерывном, ускоряющемся 
течении.
     Образы проистекали как бы на меня, в основном из центра поля зрения, или же 
с левого нижнего края. Когда в середине появлялась картина, остальное поле 
зрения одновременно заполнялось огромным числом подобных видений. Все они были 
цветные: преобладали флуоресцирующий ярко-красный, желтый и зеленый.
     Мне никогда не удавалось продлить какую-либо картину. Когда наблюдатель 
эксперимента обратил внимание на мою большую фантазию и яркость красок моего 
изложения, я смог прореагировать лишь сочувственной улыбкой. В действительности, 
я знал, что не мог удержать, а тем более описать, хотя бы части этих картин. Мне 
приходилось напрягать себя, чтобы давать описание. Такие слова как "фейерверк" 
или "калейдоскоп" были жалкими и недостаточными. Я чувствовал, что должен все 
глубже и глубже погружаться в этот чудной и завораживающий мир, чтобы позволить 
этому богатейшему, невообразимому изобилию, воздействовать на меня.
     В начале, галлюцинации были элементарными: лучи, пучки лучей, дожди, 
кольца, водовороты, витки, брызги, облака и т.д. Затем появлялись более сложно 
устроенные видения: арки, ряды арок, море крыш, пустынные ландшафты, террасы, 
мерцающий огонь, звездное небо невероятного великолепия. Первоначальные, более 
простые образы сохранялись посреди этих сложно устроенных галлюцинаций. В 
частности, я помню следующие образы:
     Последовательность возвышающихся готических сводов, с гигантским помещением 
для хора; я не видел только нижней части.
     Ландшафт с небоскребами, напоминающий изображения нью-йоркской гавани: 
башни домов выглядывающих друг из-за друга с бесчисленными рядами окон. Опять 
отсутствовал низ.
     Структура из мачт и канатов, напомнившая мне репродукцию картины, которую я 
видел днем раньше (цирковой купол изнутри).
     Вечернее небо невообразимого бледно-голубого цвета над темными крышами 
испанского города. Я ощущал своеобразное предчувствие, я был полон радости, 
решимости и готовности к приключениям. Разом все звезды вспыхнули, собрались 
вместе и превратились в плотный поток звезд и искр, который устремился ко мне. 
Город и небо исчезли.
     Я был в саду и видел бриллиантовые красные, желтые и зеленые огни, падающие 
сквозь темную решетку; неописуемо радостное переживание.
     Важно, что все образы состояли из многочисленных повторений одного итого же 
элемента: множество искр, множество кругов, множество арок, множество окон, 
множество огней и т.д. Я никогда не видел отдельных образов, но всегда копии 
одного и того же образа, бесконечно повторяющиеся.
     Я чувствовал свое единство со всеми романтиками и мечтателями, думал о 
Э.Т.А. Хоффманне (Эрнст Теодор Амадей Хоффманн - известный немецкий писатель и 
композитор эпохи романтизма), кружился в вихрях поэзии Э. По (хотя я к этому 
времени и прочел По, его описания казались мне преувеличенными). Часто мне 
казалось, что я нахожусь на вершине восприятия искусства; я наслаждался цветами 
алтаря Айзенхайма, и понимал, что такое эйфория и торжество видения искусства. 
Мне хотелось вновь и вновь говорить о современном искусстве; я подумал об 
абстрактных картинах, которые, как казалось, все сразу стали понятными. Затем 
снова пришло ощущение их полной бездарности, как относительно форм, так и 
комбинаций цветов. В мое сознание врезались кричащие, дешевые современные 
орнаменты на лампе и диванной подушке. Ход мыслей ускорился. Но у меня было 
ощущение, что наблюдатель эксперимента все еще мог продолжать общаться со мной. 
Разумеется, умом я осознавал, что тороплю его. Вначале, описания быстро 
оказывались у меня под рукой. С нарастанием же бешеного темпа, я не мог уже 
доводить мысль до конца. Многие предложения я мог только начать.
     Я попытался ограничить себя какими-то определенными темами. Эта попытка 
оказалось неудачной. Мой ум все равно концентрировался, в определенном смысле, 
на противоположных образах: небоскребы вместо церкви, широкая пустыня вместо 
гор.
     Я предполагал, что правильно оценивал текущее время, но не воспринимал это 
особенно серьезно. Этот вопрос нисколько меня не интересовал.
     Состояние моего ума было осознанно эйфорическим. Я получал удовольствие от 
своего состояния, был спокоен, и чувствовал живой интерес к эксперименту. Время 
от времени я открывал глаза. Слабый красный свет казался более таинственным, 
нежели раньше. Деловито писавший наблюдатель был каким-то далеким от меня. Часто 
у меня возникали любопытные телесные ощущения: мне казалось, что мои руки 
принадлежали какому-то отдаленному телу, точно не ясно, моему ли собственному 
или нет.
     После прекращения первого эксперимента в темноте, я немного прогулялся по 
комнате, но неуверенно держался на ногах и снова почувствовал себя нехорошо. Мне 
стало холодно, и я поблагодарил наблюдателя, когда он накрыл меня одеялом. Я 
чувствовал себя непричесанным, небритым и немытым. Комната казалась чужой и 
пространной. Затем я присел на корточках на высокий табурет; в этот момент мне 
подумалось, что я сидел там, как птица на насесте.
     Наблюдатель сказал, что я выгляжу никудышно. Он казался удивительно 
приятным. У меня были маленькие, изящной формы руки. Когда я мыл их, то это 
происходило далеко от меня, где-то снизу и справа. Я сомневался в крайне важном 
для меня вопросе, были ли эти руки моими собственными.
     В ландшафте за окном, хорошо мне знакомом, многое изменилось. Теперь, 
помимо галлюцинаций, я мог видеть и реальность. Позднее это стало невозможным, 
хотя я и осознавал, что реальность была иной.
     Бараки и гараж, стоящий слева перед ними, внезапно превратились в 
разнесенный на куски руинный пейзаж. Я видел разлом стены и торчащую арматуру, 
несомненно, навеянные воспоминаниями событий войны в этой местности.
     На однообразном широком фоне я продолжал видеть фигуры, которые пытался 
зарисовать, но не смог продвинуться дальше грубых набросков. Я видел неимоверно 
пышные скульптурные орнаменты в постоянных превращениях, в непрерывном течении. 
Они напомнили мне о всевозможных чужих культурах, я узнавал мексиканские, 
индейские мотивы. Посреди решетки маленьких перекладинок и ответвлений возникли 
маленькие карикатурки, идолы, маски, странно вдруг перемешавшиеся с детскими 
рисунками людей. Темп убавился по сравнению с экспериментом в темноте.
     Эйфория теперь исчезла. Я стал подавленным, особенно во время 
последовавшего второго эксперимента в темноте. Так же, как и во время первого 
эксперимента, галлюцинации ярких светящихся цветов сменялись с большой 
скоростью; на этот раз преобладали голубой, фиолетовый и темно-зеленый. Движение 
крупных образов было медленнее, плавнее, спокойнее, хотя и они были построены из 
мелких рассеянных "элементарных частиц", которые струились и кружились вихрями. 
В течение первого эксперимента в темноте, волнение часто проникало в меня; 
теперь оно шло прямо от меня в центр картины, где появился засасывающий рот. Я 
видел гроты с удивительными размывами и сталактитами, напомнившие мне детскую 
книгу "Im Wunderreiche des Bergkonigs" (В волшебном царстве короля гор). 
Возникла четкая сеть из арок. По правую сторону, вдруг появился ряд навесных 
крыш; я вспомнил о вечерней поездке домой во время военной службы. Это 
подразумевало под собой именно поездку домой: больше не осталось ничего похожего 
на отправление в путь или на любовь к приключениям. Я чувствовал себя 
защищенным, окутанным материнской заботой, я был спокоен. Галлюцинации больше не 
были захватывающими, но скорее мягкими и ослабшими. Немного позже я ощутил, что 
обладаю той же самой материнской силой. Я испытывал склонность, желание помочь, 
и вел себя в дешевой преувеличенной манере, когда дело касалось медицинской 
этики. Я осознал это и смог остановиться.
     Но подавленное состояние ума сохранилось. Я снова и снова пытался увидеть 
светлые и радостные образы. Но бесполезно - всплывали только темные голубые и 
зеленые мотивы. Мне очень захотелось увидеть яркий огонь, как в первом 
эксперименте. И я действительно его увидел; однако, это были жертвенные огни на 
мрачной зубчатой стене крепости, стоявшей вдалеке, на осенней вересковой 
пустоши. Однажды мне удалось увидеть яркий восходящий сноп искр, но на середине 
подъема он превратился в массу безмолвно движущихся пятен с павлиньего хвоста. 
На протяжении эксперимента я был очень поражен тем, что состояние моего ума и 
тип галлюцинаций находились в стойкой и неразрывной гармонии.
     В течение второго эксперимента в темноте я обнаружил, что случайные шумы, а 
также шумы, целенаправленно создаваемые наблюдателем эксперимента, одновременно 
вызывали перемены в оптическом восприятии (синестезия). Точно так же, и 
надавливание на глаза создавало изменения визуальных ощущений.
     К концу второго эксперимента в темноте я начал наблюдать сексуальные 
фантазии, которые были, однако, совершенно размытыми. Я никак не мог испытать 
сексуальное желание. Я хотел увидеть изображение женщины; появилась только 
грубая современная примитивистская скульптура. Она казалась абсолютно 
неэротичной, и ее формы сразу же сменились дрожащими кругами и петлями.
     После второго эксперимента в темноте я чувствовал себя онемевшим и 
физически нездоровым. Я покрылся потом и был истощен. Я был очень рад, что не 
пришлось идти в столовую, чтобы пообедать. Лаборант, который принес нам еду, 
казался мне маленьким и далеким, таким же утонченным, как и наблюдатель 
эксперимента.
     Около 3:00 дня я почувствовал себя лучше, и наблюдатель мог продолжить свою 
работу. С некоторым усилием мне удалось делать заметки самому. Я сел за стол, 
хотел почитать, но не мог сконцентрироваться. Один раз я показался самому себе 
как бы образом из сюрреалистической картины, конечности которого не были 
соединены с телом, а были скорее нарисованы где-то поблизости...
     Я был в депрессии и с интересом думал о возможности самоубийства. С 
каким-то ужасом я понимал, что эти мысли мне весьма знакомы. Казалось странно 
самоочевидным, что подавленный человек совершает самоубийство...
     На пути домой и вечером я был до краев наполнен событиями утра и снова впал 
в эйфорию. Я испытывал неожиданные, поразительные вещи. Мне казалось, что целая 
эпоха моей жизни втиснулась в несколько часов. Я чувствовал искушение повторить 
эксперимент.
     На следующий день я был безразличен в своем мышлении и действиях, мне было 
трудно концентрироваться, я чувствовал апатию... Небрежное, немного сноподобное 
состояние продолжилось и после полудня. Мне было очень сложно сколько-нибудь 
связанно рассуждать на простые темы. Я ощущал нарастающую общую усталость, 
растущее сознание того, что мне приходится возвращаться в повседневную 
реальность.
     На второй день после эксперимента пришло состояние нерешительности... 
Слабая, но отчетливая депрессия ощущалась на протяжении следующей недели, 
ощущение, которое, конечно же, лишь косвенно могло относиться к ЛСД.
     Психические эффекты ЛСД Картина действия ЛСД, полученная в этих первых 
исследованиях не была новой для науки. Она во многом совпадала с широко 
известным описанием мескалина, алкалоида, который исследовался в самом начале 
века. Мескалин это психоактивное вещество мексиканского кактуса Lophophora 
williamsii (син. Anhalonium lewinii). Этот кактус еще с доколумбовых времен 
использовался американскими индейцами, и поныне он все еще употребляется как 
священное снадобье в религиозных церемониях. В своей монографии "Фантастикумы" 
(издательство Georg Stilke, Berlin, 1924) Л. Левин подробно описал историю этого 
растения, которое ацтеки называли пейотль. В 1896 А. Хаффтером из кактуса был 
выделен алкалоид мескалин, а в 1919 Э. Спат установил его химическое строение и 
воспроизвел его при помощи синтеза. Он стал первым галлюциногеном или 
фантастикумом (как называл этот тип действующих веществ Левин), который был 
получен как чистое вещество, доступное для изучения изменений чувственного 
восприятия, умственных иллюзий (галлюцинаций) и изменений в сознании, вызываемых 
химическим путем. В 20-х годах К. Берингер повел обширные эксперименты с 
мескалином на животных и человеке и обстоятельно описал их в своей книге Der 
Meskalinrausch (Интоксикация мескалином) (издательство Julius Springer, Berlin, 
1927). Так как эти исследования не нашли никакого медицинского применения 
мескалина, интерес к этому активному веществу ослаб.
     С открытием ЛСД, исследования галлюциногенов получили новый толчок. 
Новшеством ЛСД по отношению к мескалину была его высокая активность, 
измерявшаяся другими порядками. Действующая доза мескалина, от 0.2 до 0.5 г, 
сравнима с 0.00002-0.0001 г ЛСД; другими словами, ЛСД примерно в 5000-10000 раз 
активнее мескалина.
     ЛСД уникален среди психотропных веществ не только благодаря своей высокой 
активности в количественном смысле. Это вещество значимо также качественно: оно 
весьма специфично, поскольку его действие направлено конкретно на человеческую 
психику. Поэтому можно утверждать, что ЛСД затрагивает высшие контрольные центры 
психики и умственных функций.
     Психические эффекты ЛСД, которые возникают от столь малого количества 
вещества, слишком многозначительны и многообразны, чтобы объясняться 
токсическими изменениями в функциях мозга. Если бы ЛСД действовал только 
токсически на мозг, то ЛСД экспириенс был бы всецело психопатологическим по 
смыслу, без какого-либо психологического или психиатрического значения. 
Напротив, похоже, что важную роль, как было показано экспериментально, играют 
изменения нервной проводимости и влияние на активность нервных связей 
(синапсов). Это может означать, что ЛСД оказывает влияние на предельно сложную 
систему взаимосвязей и синапсов между многими миллиардами клеток мозга, систему, 
от которой зависят высшие физические и психические функции. Это может стать 
многообещающей областью исследований в поисках объяснения уникального действия 
ЛСД.
     Природа действия ЛСД могла бы привести ко многим вариантам использования 
его в медицине и психиатрии, как уже показали основополагающие исследования В.А. 
Штолля. Исходя из этого, Сандоз сделала новое активное соединение доступным для 
исследовательских институтов и врачей в виде экспериментального препарата, 
которому дали имя Делизид (D-Lysergsaure-diathylamid), которое предложил я. 
Данная ниже аннотация, описывает его возможные применения и упоминает о 
необходимых предосторожностях.
     

Делизид (ЛСД 25)


     Тартрат диэтиламида D-лизергиновой кислоты
     Покрытые сахаром таблетки, содержат 0.025 мг (25мкг). Ампулы 1мл содержат 
0.1 мг (100 мкг) для орального применения.
     Раствор также можно вводить подкожно или внутривенно. Эффект такой же, как 
при пероральном приеме, но наступает более быстро.

СВОЙСТВА


     При приеме самых малых доз Делизида (1/2-2 мкг/кг веса тела) возникают 
временные нарушения восприятия, галлюцинации, деперсонализация, переживания 
скрытых воспоминаний и слабые нейровегетативные симптомы. Эффект наступает после 
30-90 минут и длиться в среднем от 5 до 12 часов. Однако непостоянные нарушения 
восприятия могут продолжаться, в отдельных случаях, несколько дней.

СПОСОБ ПРИМЕНЕНИЯ


     Для орального приема содержимое одной ампулы Делизида растворить в 
дистиллированной воде, 1% растворе винной кислоты, или в не содержащей галогенов 
водопроводной воде.
     Усвоение в случае раствора происходит несколько быстрее, чем в случае 
таблеток.
     Не открывавшиеся, хранящиеся в прохладном месте и оберегаемые от света 
ампулы, сохраняют действие в течение неограниченного срока. Открытые ампулы или 
разбавленные растворы остаются эффективными от 1 до 2 дней, при хранении в 
холодильнике.

ПОКАЗАНИЯ И ДОЗИРОВКА


     a) Аналитическая психотерапия, для высвобождения вытесненного материала и 
создания психической релаксации, в частности при тревожных состояниях и неврозах 
навязчивых состояний.
     Начальная доза 25 мкг (1/4 ампулы или 1 таблетка). Эта доза увеличивается 
на 25 мкг при каждом приеме до нахождения оптимальной дозы (обычно от 50 до 200 
мкг). После каждого приема лучше всего выдерживать недельный интервал.
     b) Экспериментальное изучение природы психозов: принимая Делизид 
самостоятельно, психиатр получает возможность проникнуть в мир мыслей и ощущений 
душевнобольных. Делизид также может использоваться для получения модели психоза 
короткой длительности у нормальных субъектов, способствуя, таким образом, 
изучению патогенеза психических заболеваний.
     У нормальных субъектов, дозы от 25 до 75 мкг в общем случае способны 
вызывать психоз с галлюцинациями (в среднем 1 мкг/кг веса). При определенных 
формах психозов и хроническом алкоголизме необходимы более высокие дозы (2-4 
мкг/кг веса тела).

ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ


     Делизид может усугублять патологические состояния психики. Особая 
осторожность необходима для субъектов с суицидальными наклонностями и в тех 
случаях, когда есть опасность развития психоза. Склонность к аффектам и 
тенденция совершать импульсивные поступки могут в некоторых случаях сохраняться 
несколько дней.
     Делизид следует принимать только под строгим медицинским контролем. 
Наблюдение нельзя прекращать до того, как эффекты препарата полностью исчезнут.

АНТИДОТ


     Психические эффекты Делизида можно быстро отменить внутримышечным введением 
50 мг хлорпромазина.
     Литература доступна по дополнительному запросу.

    САНДОЗ ГМБХ, БАЗЕЛЬ, ШВЕЙЦАРИЯ 
     

     Использование ЛСД в аналитической психотерапии базируется в основном на 
следующих психических эффектах.
     Под воздействием ЛСД привычное видение мира претерпевает глубокие изменения 
и дезинтеграцию. С этим связано ослабление или даже временное разрушение границ 
Я-Ты. Пациентам, увязшим в круговороте эгоцентричных проблем, можно, таким 
образом, помочь расслабить их фиксацию и изоляцию. Результатом может стать 
улучшение взаимопонимания с врачом и лучшая восприимчивость к 
психотерапевтическому воздействию. Повышенная внушаемость под воздействием ЛСД 
работает в том же направлении.
     Другим важным качеством воздействия ЛСД, ценным для психотерапии, является 
склонность давно забытых или вытесненных переживаний снова возникать в сознании. 
Случаи травм, поисками которых занимается психоанализ, могут становиться более 
податливыми для психотерапевтического лечения. Многочисленные случаи 
рассказывают о переживаниях событий самого раннего детства, которые живо 
воскрешались в памяти во время психоанализа с использованием ЛСД. Это 
подразумевает не обыкновенное воспоминание, а скорее истинное переживание 
заново; не reminiscence, а reviviscence, как сформулировал это французский 
психиатр Жан Делэ.
     ЛСД не действует как настоящее лекарство; он скорее играет роль 
вспомогательного препарата в психоаналитическом и психотерапевтическом лечении и 
служит для того, чтобы проводить лечение более эффективно и сокращать его 
длительность. Он может выполнять эти функции двумя различными способами.
     В одной методике, которая была разработана в европейских клиниках и 
получила название психолитической терапии, умеренно сильные дозы ЛСД принимаются 
несколькими последовательными курсами с регулярными интервалами. Вслед за этим 
пережитое под воздействием ЛСД прорабатывается при помощи обсуждения в группе и 
экспрессивной терапии путем рисования. Термин психолитическая терапия был создан 
Роналдом А. Сэндисоном, английским терапевтом юнговской ориентации и пионером 
клинических исследований ЛСД. Корень -лизис или -литический означает растворение 
напряжений и конфликтов в человеческой психике.
     В другой методике, популярной в Соединенных Штатах, единственная, очень 
высокая доза ЛСД (0.3-0.6 мг) принимается после интенсивной психологической 
подготовки пациента. Этот метод, называемый психоделической терапией, пытается 
вызвать религиозно-мистические переживания при помощи шоковых эффектов ЛСД. 
Такой экспириенс может послужить в дальнейшем начальной точкой для перестройки и 
лечения личности пациента, совместно с психотерапевтическом лечением. Термин 
психоделический, который можно перевести как "проявляющий разум" или 
"расширяющий сознание", был предложен Хамфри Осмондом, пионером исследования ЛСД 
в США.
     Несомненная польза ЛСД как вспомогательного препарата в психоанализе и 
психотерапии вытекает из его свойств, диаметрально противоположных эффектам 
медикаментов из класса транквилизаторов. В то время как транквилизаторы имеют 
тенденцию прятать проблемы и конфликты пациента, уменьшая их видимую тяжесть и 
значение: ЛСД, напротив, разоблачает и заставляет сильнее переживать их. Это 
более четкое понимание проблем и конфликтов делает их, в свою очередь, более 
поддающимися психотерапевтическому лечению.
     Пригодность и успешность использования ЛСД в психоанализе и психотерапии 
все еще являются предметом спора в кругу профессионалов. То же самое, однако, 
можно сказать и о других методах применяемых в психиатрии, таких как электрошок, 
инсулиновая терапия, психохирургия, методики гораздо более рискованные, чем 
использование ЛСД, который при подходящих условиях может считаться практически 
безопасным.
     Поскольку забытые или вытесненные переживания под влиянием ЛСД могут весьма 
быстро стать осознанными, лечение может соответственно укорачиваться. Для 
некоторых психиатров, сокращение длительности терапии является, однако, 
недостатком. Они придерживаются мнения, что такое ускорение оставляет пациенту 
недостаточно времени для психотерапевтической проработки. Они полагают, что 
терапевтический эффект в этом случае длиться меньше времени, чем при постепенном 
лечении, включая медленный процесс осознания травматического события.
     Психолитическая и, особенно, психоделическая терапия требуют тщательной 
подготовки пациента к ЛСД экспириенсу, чтобы избежать страха перед непривычным и 
незнакомым. Только после этого возможна положительная интерпретация переживания. 
Выбор пациента также важен, поскольку не все виды психических нарушений 
одинаково реагируют на эти методы лечения. Успешное применение ЛСД в 
психоанализе и психотерапии предполагает особые знания и опыт.
     В этом отношении эксперимент психиатра с самим собой, как указал В.А. 
Штолль, может быть весьма полезным. Он дает врачу личный опыт, четкое понимание 
странного мира ЛСД, и предоставляет ему возможность правильно понимать эти 
феномены у своих пациентов, толковать их должным образом и использовать все их 
преимущества.
     Нужно упомянуть в первую очередь следующих первопроходцев применения ЛСД 
как вспомогательного средства в психоанализе и психотерапии: А. К. Буш и У. К. 
Джонсон, С. Коэн и Б. Айзнер, Х. А. Абрамсон, Х. Осмонд, А. Хоффер в Соединенных 
Штатах; Р. А. Сэндисон в Англии; В. Фредеркинг и Х. Лойнер в Германии; и Г. 
Роубичек и С. Гроф в Чехословакии.
     Второе показание для применения ЛСД, упомянутое Сандоз в аннотации 
Делизида, относится к применению в экспериментальных исследованиях по природе 
психозов. Оно происходит от того факта, что необычные состояния психики, 
вызываемые ЛСД у здоровых людей, подобны многим проявлениям некоторых 
психических нарушений. В первые дни исследований ЛСД, часто утверждалось, что 
воздействие ЛСД соответствует некой "модели психоза". Эта идея была, однако, 
отвергнута, так как тщательные сравнительные исследования показали, что есть 
существенные различия между проявлениями психозов и ЛСД экспириенсом. Тем не 
менее, использую модель ЛСД, возможно исследовать отклонения от нормальной 
психики и состояния ума, и наблюдать биохимические и электрофизиологические 
изменения, связанные с ними. Возможно, нам удастся заглянуть, таким образом, в 
природу психозов. В соответствии с некоторыми теориями, различные умственные 
нарушения могут возникать из-за продуктов психотоксического обмена веществ, 
которые способны даже в минимальных количествах изменять функции клеток мозга. 
ЛСД представляет собой вещество, которое определенно не встречается в организме 
человека, но чье существование и действие позволяют считать, что могут 
существовать продукты патологического обмена, которые даже в мельчайших 
количествах могут вызывать психические нарушения. Как результат этого, концепция 
биохимического происхождения некоторых психических нарушений получила все 
большую поддержку, и породила научные исследования в этой области.
     Одним из медицинских применений ЛСД, затрагивающее основные этические 
вопросы, является его назначение умирающим. Эта практика возникла из наблюдений 
в американских клиниках, что особенно тяжелые болезненные состояния пациентов, 
больных раком, которые больше не облегчаются обычными болеутоляющими 
препаратами, могут смягчаться или совсем устраняться при помощи ЛСД. Разумеется, 
это не означает болеутоляющего эффекта в истинном смысле. Уменьшение 
чувствительности к боли возникает, скорее, потому что пациенты под влиянием ЛСД 
настолько отделены от своего тела, что физическая боль больше не проникает в их 
сознание. Для того чтобы ЛСД мог быть эффективным в таких случаях, особенно 
важно, чтобы пациент был подготовлен и проинструктирован о природе этого 
экспириенса и изменениях, которые ожидают его. Во многих случаях оказалось 
полезным, чтобы представитель духовенства или психотерапевт направлял мысли 
пациента в религиозное русло. Многочисленные случаи рассказывают о пациентах, 
которые приобрели на смертном одре важные прозрения относительно жизни и смерти, 
освобожденные от боли, в ЛСД экстазе, смирившиеся со своей судьбой, они 
встретили свой земной конец спокойно и без страха.
     Знания, полученные до настоящего времени, о применении ЛСД у смертельно 
больных, были подытожены и опубликованы С. Грофом и Дж. Халифаксом в их книге 
"Человек перед лицом смерти" (E. P. Dutton, New York, 1977). Авторы, совместно с 
Э. Кастом, С. Коэном и В.А. Панке, были срели первых, кто изучал подобное 
применение ЛСД.
     Последняя всеобъемлющая публикация об использовании ЛСД в психиатрии, 
"Области бессознательного: данные исследований ЛСД" (The Viking Press, New York, 
1975), также написана С. Грофом, чешским психиатром, эмигрировавшим в 
Соединенные Штаты. Эта книга дает новую оценку ЛСД экспириенса с точки зрения 
Фрейда и Юнга, а также экзистенциального анализа.
     
Глава 5. От лекарства к наркотику
     В течение первых лет после его открытия, ЛСД принес мне то же счастье и 
удовлетворение, что чувствовал бы любой химик-фармацевт, узнав, что вещество, 
которое он получил, стало ценным лекарственным препаратом. Ведь целью 
деятельности химика, работающего в фармацевтике, как раз и является получение 
новых лекарств; в этом и состоит смысл его работы.

Немедицинское применение ЛСД 


     Радость быть отцом ЛСД была омрачена после более чем десяти лет непрерывной 
научной работы и медицинского использования ЛСД; эта радость была смыта огромной 
волной увлечения наркотиками, которая начала распространяться в западном мире, 
главным образом в США, в конце 50-х. Было странным, насколько быстро ЛСД 
приспособился к своей роли в качестве наркотика, и со временем, как только 
появилась информация о нем, стал наркотиком номер один. Чем больше 
распространялось употребление ЛСД как наркотика, увеличивая число несчастных 
случаев, вызванных бездумным, без медицинского контроля, применением, тем больше 
ЛСД становился трудным ребенком для меня и для компании Сандоз.
     Было очевидно, что вещество со столь фантастическим действием на умственное 
восприятие и ощущение внутреннего и внешнего мира, вызовет интерес за пределами 
медицины, но я не ожидал, что ЛСД, с его непостижимыми, жуткими, потрясающими 
эффектами, столь неподходящий как средство для развлечения, найдет всемирное 
применение в качестве наркотика. Я предполагал любопытство и интерес со стороны 
людей искусства - актеров, художников, писателей - но никак людей в целом. После 
научных публикаций в начале столетия о мескалине, который, как уже упоминалось, 
вызывает психические эффекты, подобные ЛСД, использование этого вещества 
оставалось в сфере медицины, а также, с целью экспериментов, в художественных и 
литературных кругах. Я ожидал того же и от ЛСД. И действительно, первые 
немедицинские эксперименты с собой при помощи ЛСД проводились писателями, 
художниками, музыкантами и другими интеллектуалами.
     Употребление ЛСД вызывало удивительные эстетические переживания и давало 
способность проникать в суть творческого процесса. Художники испытывали 
необычайные влияния на свою творческую работу. Один из видов искусства, 
использовавший это, стал известен как психоделическое искусство. Оно 
подразумевает творения, созданные под влияние ЛСД или других психоделиков, при 
этом они используются в качестве стимула или источника вдохновения. Образцом 
публикаций на эту тему является книга Роберта Е.Л. Мастерса и Джин Хьюстон 
"Психоделическое искусство" (Balance House, 1968). Работы в психоделическом 
искусстве не создаются во время действия препарата, а лишь в последствии, когда 
художник вдохновлен этими переживаниями. Во время действия препарата, творческая 
деятельность затруднена, если не вовсе невозможна. Поток образов слишком велик и 
растет слишком быстро, чтобы запечатлеть его. Несметные видения парализуют 
деятельность. Таким образом, продукты творчества, созданные непосредственно во 
время действия ЛСД, в большинстве примитивны по характеру и заслуживают внимания 
не столько благодаря своим художественным качествам, сколько потому, что они 
являются своего рода картой психики, которая позволяет проникнуть в глубинную 
структуру сознания художника, активизированную и ставшую сознательной благодаря 
ЛСД. Это было показано позднее в широкомасштабных экспериментах мюнхенского 
психиатра Рихарда П. Хартманна, в которых приняли участие тридцать известных 
художников. Он опубликовал результаты в своей книге Malerei aus Bereichen des 
Unbewussten: Kunstler Experimentieren unter LSD (Живопись из области 
бессознательного: эксперименты художников с ЛСД), Verlag M. Du Mont Schauberg, 
Cologne, 1974).
     Эксперименты с ЛСД дали также новый толчок к исследованиям сущности 
религиозных и мистических переживаний. Религиоведы и философы обсуждали вопрос о 
том, являются ли религиозные и мистические переживания, часто встречающиеся во 
время ЛСД сеансов подлинными, то есть сравнимыми со спонтанными 
религиозно-мистическими озарениями.
     Это немедицинская, но все еще серьезная стадия исследований ЛСД, временами 
параллельная медицинским исследованиям, временами сопровождавшая их, все больше 
затмевалась в начале 60-х, в то время как употребление ЛСД как наркотика со 
скоростью эпидемии распространялось во всех классах общества, превратившись в 
настоящую манию в Соединенных Штатах. Быстрый рост употребления наркотиков, 
который начался в этой стране приблизительно двадцать лет назад, не был, однако, 
последствием открытия ЛСД, как заявляли поверхностные наблюдатели. Скорее он 
имел глубокие социологические корни: материализм, отстранение от природы из-за 
индустриализации и растущей урбанизации, отсутствие удовлетворения от работы в 
механизированном мире, скука и бесцельность богатого пресыщенного общества, 
отсутствие религиозных, воспитательных и осмысленных философских основ жизни.
     Существование ЛСД даже считалось его энтузиастами неким предопределенным 
совпадением - его должны были открыть именно в это время, чтобы помочь людям, 
страдающим от условий современности. Не удивительно, что впервые ЛСД 
распространился как наркотик в США, стране, где наиболее развита 
индустриализация, урбанизация и механизация, даже сельского хозяйства. Это те же 
самые факторы, что привели к возникновению и росту движения хиппи, которое 
распространялось одновременно с волной употребления ЛСД. Они неразрывно связаны. 
Было бы интересно проследить, в какой мере потребление психоделиков продвигало 
движение хиппи и наоборот.
     Движение ЛСД от медицины и психиатрии к наркотику началось и ускорилось 
благодаря публикациям о сенсационных экспериментах с ЛСД, которые, хотя и 
проводились в психиатрических клиниках и университетах, но результаты которых 
опубликовывались во всех подробностях не в научных изданиях, а, скорее, в 
газетах и журналах. Репортеры становились подопытными кроликами. Сидни Катц, 
например, участвовал в эксперименте с ЛСД в больнице канадской провинции 
Саскачеван под наблюдением известных психиатров; тем не менее, он не опубликовал 
свои переживания в медицинском журнале. Вместо этого, он описал их в статье 
озаглавленной "Двенадцать часов в качестве сумасшедшего" в своем журнале 
Канадский Национальный Журнал МакЛин'з, красочно иллюстрированной полными 
фантазии деталями. Весьма популярный немецкий журнал Куик, в своем 12 выпуске от 
21 марта 1954 года, опубликовал сенсационный отчет художника Вильфрида Целлера, 
свидетеля "Дерзкого научного эксперимента" ("Ein kuhnes wissenschaftliches 
Experiment"), который принял "несколько капель лизергиновой кислоты" в 
психиатрической клинике Венского Университета. Среди многочисленных публикаций 
подобного рода, которые способствовали пропаганде ЛСД среди непрофессионалов, 
стоит упомянуть еще один пример: крупноформатная, иллюстрированная статья в 
журнале Лук за сентябрь 1959. Озаглавленная "Любопытная История Нового Гари 
Гранта", она сделала огромный вклад в распространение употребления ЛСД. Грант, 
знаменитая кинозвезда получал ЛСД в респектабельной калифорнийской клинике во 
время сеансов психотерапии. Он сообщил корреспонденту журнала Лук, что всю жизнь 
искал внутреннего согласия, но ни йога, ни гипноз, ни мистицизм не помогли ему. 
Только лечение при помощи ЛСД сделало из него нового, окрепшего человека, и, 
после трех распавшихся браков, он поверил, что вновь может любить и сделать 
женщину счастливой.
     Эволюции ЛСД от лекарства к наркотику способствовала, прежде всего, 
деятельность доктора Тимоти Лири и доктора Ричарда Альперта из Гарвардского 
Университета. В следующих разделах я вернусь более подробно к доктору Лири и 
моим встречам с этим человеком, который стал всемирно известен как апостол ЛСД.
     На рынке США также появились книги, в которых фантастические эффекты ЛСД 
описывались более подробно. Здесь надо упомянуть только о двух наиболее важных 
из них: "Исследование Внутреннего Пространства", написанная Джейн Данлэп 
(Harcourt Brace and World, New York, 1961) и "Мое Эго и Я", написанная 
Констанцией А. Ньюланд (N A.L. Signet Books, New York, 1963). Хотя в обоих 
случаях ЛСД использовался в рамках психиатрии, авторы адресовали свои книги, 
ставшие бестселлерами, широкой публике. В своей книге, названной "Интимный и 
совершенно честный отчет одной женщины о смелом эксперименте с новейшим 
психиатрическим препаратом ЛСД 25" Констанция А. Ньюланд описала интимные 
подробности того, как она излечилась от фригидности. После подобных признаний 
можно легко представить, что многие люди захотят самостоятельно попробовать это 
чудесное лекарство. Ошибочное мнение, созданное подобными отчетами - что 
достаточно просто принять ЛСД, чтобы самому достигнуть таких чудотворных 
эффектов и изменений - вскоре привело к широкому распространению самостоятельных 
экспериментов с новым препаратом.
     Появлялись также и объективные, информативные книги о ЛСД и его задачах, 
например, такие, как прекрасная работа психиатра доктора Сидни Коэна "Внешнее 
внутри" (Atheneum, New York, 1967), в которой ясно раскрывались опасности 
легкомысленного употребления ЛСД. Однако они были не в силах остановить ЛСД 
эпидемию.
     Поскольку эксперименты с ЛСД зачастую проводились в неведении о его 
глубоких, потрясающих и непредсказуемых эффектах и без медицинского наблюдения, 
они часто плохо заканчивались. С ростом потребления ЛСД как наркотика, стали 
учащаться "страшные путешествия" (horror trips) - эксперименты с ЛСД, которые 
приводили к состояниям потерянности и панике, часто становившиеся причинами 
несчастных случаев или даже преступлений.
     Быстрый рост немедицинского потребления ЛСД в начале 60-х отчасти относится 
на счет наркотических законодательств, существовавших тогда в большинстве стран, 
которые не включали в себя ЛСД. По этой причине люди, всегда употреблявшие 
наркотики, перешли с запрещенных наркотиков на легальный тогда еще ЛСД. Кроме 
того, срок последнего патента Сандоз на изготовление ЛСД истек в 1963, устранив 
последний барьер для нелегального изготовления этого препарата.
     Рост наркотического использования ЛСД стал для нашей фирмы тяжелой ношей. 
Национальные экспертные лаборатории и медицинские власти запрашивали у нас 
сведения о его химических и фармакологических свойствах, устойчивости и 
токсичности ЛСД, аналитических методах для его обнаружения в образцах 
конфискованных наркотиков, а также в человеческом теле, в крови и моче. Это 
повлекло за собой многотомную переписку, которая разрослась в связи с вопросами 
со всего мира о несчастных случаях, отравлениях, преступлениях, и так далее, 
причиной которых было злоупотребление ЛСД. Все это означало огромные, 
бесполезные трудности, к которым деловое управление Сандоз относилось с 
неодобрением. Так случилось, что однажды профессор Штолль, в то время 
исполнительный директор фирмы, упрекнул меня: "Уж лучше бы вы никогда не 
открывали ЛСД".
     В то время я постоянно был охвачен сомнениями относительно того, что ценные 
фармакологические и психические свойства ЛСД могут быть перевешены его 
опасностями, а также вредом, причиненным его злоупотреблением. Должен ли ЛСД 
стать для человечества благом или проклятием? Я часто спрашивал себя об этом, 
когда думал о своем трудном ребенке. Другие мои препараты Метергин, 
Дигидроэрготамин и Гидергин не вызывали у меня подобных сложностей и проблем. 
Они не были трудными детьми; благодаря отсутствию у них необычных свойств, 
которыми можно было злоупотреблять, они должным образом стали терапевтически 
ценными лекарствами.
     Шумиха вокруг ЛСД достигла апогея во время с 1964 по 1966, не только 
благодаря восторженным откликам о чудесных эффектах ЛСД со стороны любителей 
наркотиков и хиппи, но и благодаря отчетам о несчастных случаях, психических 
срывах, преступлениях, убийствах и самоубийствах, произошедших под влиянием ЛСД. 
Царила настоящая ЛСД истерия.
     Сандоз прекращает выпуск ЛСД В связи с этой ситуацией, управление Сандоз 
было вынуждено сделать публичное заявление о проблемах с ЛСД и опубликовать 
отчет о принятых в соответствии с этим мерах. Ниже приводиться письмо доктора А. 
Черлетти, бывшего в то время директором Фармацевтического Отдела Сандоз:

Решение относительно ЛСД 25 и других галлюциногенных веществ


     Прошло более 25 лет с того момента, как в лабораториях САНДОЗ Альбертом 
Хофманном был открыт ЛСД. Несмотря на то, что фундаментальная важность этого 
открытия подтверждена влиянием, которое оно оказало на развитие современной 
психиатрической науки, следует признать, что оно взвалило на фирму САНДОЗ, 
владеющую правами на этот продукт, тяжелое бремя ответственности.
     Открытие нового вещества с выдающимися биологическими свойствами, помимо 
научной ценности, заключающейся в его синтезе, обычно является первым решающим 
шагом к созданию нового полезного лекарства. В случае же ЛСД, вскоре стало ясно, 
что, несмотря на выдающиеся свойства этого вещества, или, вернее, благодаря 
самой природе этих свойств, несмотря на то, что ЛСД был полностью защищен 
патентами САНДОЗ со времени его синтеза в 1938 году, обычные средства 
практических исследований не были достаточны.
     С другой стороны, все свидетельства, полученные в научных лабораториях 
САНДОЗ во время начальных экспериментов на животных и человеке, указывали на 
важную роль, которую это вещество могло играть в качестве исследовательского 
инструмента в неврологии и психиатрии.
     Поэтому было принято решение сделать ЛСД бесплатным для квалифицированных 
экспериментальных и клинических исследователей со всего мира. Эта широкая 
исследовательская программа снабжалась всей необходимой технической помощью и, 
во многих случаях, финансовой поддержкой.
     Гигантское количество научных документов, опубликованных преимущественно в 
международных биохимических и медицинских изданиях, и систематизированных в 
"Библиографии САНДОЗ по ЛСД", а также в "Каталоге литературы по Делизиду", 
периодически выпускаемых САНДОЗ, дает живые свидетельства того, что было 
достигнуто благодаря этой политике за приблизительно два десятилетия. 
Придерживаясь такого "nobile offlcium", в сочетании с высшими нормами 
медицинской этики со всеми самоограничениями и предосторожностями, стало 
возможным на протяжении многих лет избегать опасности злоупотребления (т.е. 
использования некомпетентными и неквалифицированными людьми), которое всегда 
свойственно соединениям с необычным действием на ЦНС.
     Несмотря на все предосторожности, время от времени, при различных 
обстоятельствах, совершенно от САНДОЗ не зависящих, возникали случаи 
злоупотребления ЛСД. Совсем недавно эта опасность усилилась, а в некоторых 
странах достигла масштаба серьезной угрозы здоровью общества. Состояние дел 
достигло критической точки по следующим причинам: (1) Распространение по всему 
миру неверных представлений об ЛСД произошло из-за увеличившегося потока рекламы 
в виде сенсационных историй и заявлений, нацеленных на возникновение интереса у 
непрофессионалов; (2) В большинстве стран не существовало адекватных законов, 
контролирующих и регулирующих производство и распространение веществ подобных 
ЛСД; (3) Вопрос доступности ЛСД, ранее ограниченный технической базой, в корне 
изменился после начала массового производства лизергиновой кислоты методом 
ферментации. Поскольку срок последнего патента на ЛСД истек в 1963, не 
удивительно, что все большее число торговцев чистыми химическими веществами 
предлагают ЛСД неизвестного происхождения его любителям, которые платят за него 
большие деньги.
     Принимая во внимание все вышеупомянутые обстоятельства и поток запросов на 
ЛСД, который стал теперь неконтролируемым, фармацевтическое управление САНДОЗ 
приняло решение немедленно прекратить любое дальнейшее производство и 
распространение ЛСД. Такая же политика будет применяться и ко всем производным 
или аналогам ЛСД, обладающим галлюциногенными свойствами, а также к Псилоцибину, 
Псилоцину и их галлюциногенным производным.
     На некоторое время Сандоз полностью прекратила распространение ЛСД и 
псилоцибина. Вслед за этим большинство стран установило жесткое регулирование 
относительно владения, распространение и употребления галлюциногенов, чтобы 
врачи, психиатрические клиники, и научно-исследовательские институты, в случае, 
если им было дозволено соответствующими национальными здравоохранительными 
органами работать с этими веществами, могли бы снова получать ЛСД и псилоцибин. 
В США функции распространителя этих веществ среди исследовательских институтов, 
обладавших лицензией, взял на себя Национальный Институт Психического Здоровья 
(NIMH).
     Тем не менее, все эти законодательные и формальные предосторожности 
немногим повлияли на потребление ЛСД как наркотика, но в то же время 
воспрепятствовали и продолжают препятствовать медицинскому и психиатрическому 
применению, и исследованиям с ЛСД в биологии и неврологии, так как многие ученые 
бояться сложностей, связанных с приобретением лицензии на использование ЛСД. 
Плохая репутация ЛСД - изображение его как "безумного наркотика" и "сатанинского 
изобретения" - составляет еще одну причину, по которой многие врачи опасаются 
использовать ЛСД в своей психиатрической практике.
     На протяжении последних лет шумиха вокруг ЛСД спала, и потребление его как 
наркотика тоже снизилось, насколько это можно заключить из ставших редкими 
сообщений о несчастных случаях и других печальных последствиях употребления ЛСД. 
Может оказаться, что снижение несчастных случаев, связано не просто со снижением 
потребления ЛСД. Возможно, что те, кто употребляет его для развлечения, со 
временем стали осознавать особенности эффектов и опасности ЛСД, и стали 
использовать его более осторожно. Несомненно, ЛСД, который некоторое время 
считался в западном мире и, особенно, В США, наркотиком номер один, уступил эту 
ведущую роль другим наркотикам, таким как гашиш, и таким вызывающим привыкание, 
и даже вредным для здоровья наркотикам, как героин и амфетамин. Последние 
упомянутые наркотики на сегодня представляют собой тревожную социальную проблему 
для здоровья общества.
     Опасность немедицинских экспериментов с ЛСД Несмотря на то, что 
использование ЛСД в психиатрии едва ли влечет за собой какой-либо риск, 
употребление этого вещества за рамками медицинской практики, баз медицинского 
наблюдения, чревато различными опасностями. Эти опасности лежат, с одной 
стороны, во внешних обстоятельствах, связанных с нелегальным употреблением 
наркотиков, а с другой стороны, в особенностях психических эффектов ЛСД.
     Позиция защитников свободного, бесконтрольного употребления ЛСД и других 
галлюциногенов основана на двух утверждениях: (1) этот тип веществ не вызывает 
пристрастия и (2) до сих пор не доказана опасность для здоровья от умеренного 
потребления галлюциногенов. Оба из них верны. Настоящее привыкание, отличающееся 
тем, что при прекращении употребления наркотика возникают психические, а, 
зачастую, и тяжелые физические нарушения, никогда не наблюдалось для ЛСД, даже в 
случаях, когда его принимали часто, на протяжении долгого времени. До сих пор не 
зафиксировано ни одной смерти или случаев инвалидности ставших следствием 
употребления ЛСД. Как уже рассматривалось подробнее в главе "ЛСД в экспериментах 
над животными и биологических исследованиях", ЛСД, в действительности, 
относительно нетоксичное вещество в сравнении с его необычайно высокой 
психической активностью.
     Психотические реакции ЛСД, как и остальные галлюциногены, опасны совершенно 
в ином смысле. В то время как, психические и физические опасности наркотиков, 
вызывающих пристрастие: опиатов, амфетаминов и так далее, проявляются только при 
хроническом употреблении, возможная опасность ЛСД существует в каждом отдельном 
эксперименте. Это происходит потому, что сильное состояние дезориентации может 
возникнуть во время любого приема ЛСД. Действительно, при внимательной 
подготовке к эксперименту и самого экспериментатора эти случаи во многом можно 
предотвратить, но никогда нельзя исключить их с уверенностью. Кризисные ЛСД 
состояния напоминают приступы психозов маниакального или депрессивного 
характера.
     При маниакальном, гиперактивном состоянии, ощущение всесилия и неуязвимости 
может привести к серьезным травмам. Подобные происшествия случались, когда люди, 
считавшие себя неуязвимыми под воздействие галлюциногенов, расхаживали мимо 
несущихся автомобилей или прыгали из окна, полагая, что могут летать. Тем не 
менее, эти, случившиеся из-за ЛСД происшествия, не так распространены, как можно 
подумать, основываясь на сенсационных преувеличенных слухах, распространяемых 
средствами массовой информации. Однако подобные сообщения могут служить 
серьезным предупреждением.
     С другой стороны, сообщение, обошедшее в 1966 весь мир, об убийстве, якобы 
совершенным под воздействием ЛСД, не может быть правдой. Подозреваемый, молодой 
житель Нью-Йорка, обвиняемый в убийстве своей тещи, рассказал при аресте, 
непосредственно после случившегося, что он ничего не знал о преступлении и что 
он путешествовал под ЛСД в течение трех дней. Действие же ЛСД, даже при самых 
высоких дозах, длиться не более двенадцати часов, а повторный прием приводит к 
толерантности, то есть последующие дозы не действуют. Кроме того, действие ЛСД 
характерно тем, что человек точно помнит, что с ним происходило. По-видимому, 
подсудимый в этом деле рассчитывал на смягчающие обстоятельства в виде 
помутнения рассудка.
     Опасность психоза особенно велика, если ЛСД дается кому-либо без его 
ведома. Это наглядно показывает случай, который произошел вскоре после открытия 
ЛСД, во время первых исследований с новым веществом в психиатрической клинике 
Цюрихского Университета, когда люди еще не осознавали опасности таких шуток. 
Молодой врач, которому его коллеги забавы ради подсыпали ЛСД в кофе, захотел 
переплыть Цюрихское озеро зимой при -20C и его пришлось усмирять силой.
     Существует и другая опасность, когда вызванная ЛСД дезориентация обладает 
скорее депрессивным, чем маниакальным характером. В течение такого ЛСД 
эксперимента пугающие видения, страх смерти или сумасшествия могут привести к 
угрожающим психическим срывам или даже к самоубийству. Тогда ЛСД путешествие 
становиться "ужасным путешествием" (horror trip).
     Сенсацией стала смерть доктора Олсона, которому дали ЛСД без его ведома во 
время экспериментов с эти препаратом в американской армии, и который после этого 
покончил жизнь самоубийством, выпрыгнув из окна. Его семья не могла понять, что 
толкнуло этого спокойного, уравновешенного человека на такой поступок. И только 
через пятнадцать лет, когда были опубликованы секретные документы об этих 
экспериментах, они узнали об истинных причинах, после чего президент США 
публично извинился перед родственниками.
     Предпосылки для положительного результата ЛСД эксперимента и низкой 
вероятности психического срыва находятся, с одной стороны, в самой личности, а с 
другой стороны, во внешней среде эксперимента. Внутренние, личные факторы 
называются настроем, или установкой (set), внешние - окружением, или обстановкой 
(setting).
     Красота помещения или окружающей местности воспринимается в результате 
мощной стимуляции органов чувств при помощи ЛСД с необычайной силой, и такие 
приятные чувства оказывают существенное влияние на ход эксперимента. 
Присутствующие люди, их внешность, черты - это тоже часть обстановки, которая 
предопределяет впечатления. Акустический фон важен в той же мере. Даже 
безобидные шумы могут превратиться в пытку, и, наоборот, приятная музыка может 
стать эйфорическим переживанием. При проведении ЛСД экспериментов в неприятной 
или шумной обстановке возникает большая опасность негативных последствий, 
включая психические срывы. Современный мир машин и приборов создает множество 
видов фоновых шумов, которые очень просто могут вызвать панику в состоянии 
повышенной чувствительности.
     Таким же важным фактором ЛСД экпириенса, как внешняя среда, если не более 
важным, является психическое состояние экспериментатора, состояние его ума, его 
отношение к галлюциногенам, его ожидания, связанные с ними. Даже бессознательное 
чувство счастья или страха может оказать влияние. Ощущение счастья может 
усилиться до блаженства, а депрессия сгуститься до отчаяния. Поэтому, ЛСД - 
самое неподходящее средство, которое только можно представить, для лечения 
депрессивных состояний. Опасно принимать ЛСД в расстроенном, печальном 
состоянии, или в состоянии страха. В этом случае, весьма велика вероятность 
того, что эксперимент окончиться психическим срывом.
     Среди людей с неустойчивой структурой личности, тяготеющих к психотическим 
реакциям, эксперименты с ЛСД должны быть совершенно исключены. В таком случае, 
шок от ЛСД, высвобождая скрытый психоз, может причинить стойкую психическую 
травму.
     Психика самых юных тоже считается неустойчивой, в смысле ее незрелости. В 
любом случае, шок от столь мощного потока новых и странных восприятий и 
ощущений, какой порождает ЛСД, ставит в опасность чувствительную психику 
развивающегося организма. В профессиональных кругах, и я тоже придерживаюсь 
этого мнения, отвергается даже медицинское применение ЛСД в рамках 
психоаналитического и психотерапевтического лечения для подростков младше 
восемнадцати лет. У подростков большей частью отсутствует спокойное, прочное 
отношение к реальности. Такое отношение необходимо, прежде чем драматический 
опыт новых измерений реальности сможет осмысленно включиться в видение мира. 
Вместо расширения и углубления восприятия реальности, такие переживания могут 
привести к неуверенности и чувству потерянности у подростка. Благодаря свежести 
чувственного восприятия, и пока еще неограниченной способности воспринимать, 
самопроизвольные визионерские переживания случаются в молодом возрасте чаще, чем 
в дальнейшей жизни. По этой причине психостимулирующие вещества не должны 
использоваться для подростков.
     Даже у взрослого, здорового человека, даже при соблюдении всех упомянутых 
мер предосторожности и надлежащей подготовке, ЛСД эксперимент может не удастся и 
вызвать психотическую реакцию. Поэтому крайне желательно медицинское наблюдение, 
даже для немедицинских экспериментов с ЛСД. Это должно включать в себя 
обследование состояния здоровья до эксперимента. Хотя врачу и не требуется 
присутствовать во время сеанса, тем не менее, медицинская помощь должна быть все 
время доступна.
     Острые ЛСД психозы можно быстро и надежно прервать и удержать под контролем 
при помощи инъекции хлорпромазина или другого подобного седативного средства.
     Присутствие знакомого человека, который мог бы в случае крайней 
необходимости позвать врача, тоже является существенной психологической 
страховкой. Несмотря на то, что действие ЛСД характеризуется, в основном, 
погружением в личный внутренний мир, иногда возникает глубокая потребность в 
общении, особенно во время депрессивных стадий.
     ЛСД на черном рынке Немедицинское употребление ЛСД таит в себе опасность 
другого характера, о которой не упоминалось до сих пор: неизвестное 
происхождение большинства ЛСД на черном рынке. Виды ЛСД, предлагаемые на черном 
рынке, ненадежны, как в смысле качества, так и дозировки. Они редко содержат 
рекламируемое количество ЛСД; в большинстве случаев его в них меньше, зачастую и 
вовсе нет, а иногда даже слишком много. Во многих случаях вместо ЛСД продают 
другие наркотические, или даже ядовитые вещества. Эти наблюдения были получены в 
нашей лаборатории после анализа большого количества образцов ЛСД с черного 
рынка. Они совпадают с результатами национальных ведомств по контролю за 
наркотиками.
     Ненадежность силы действия разновидностей ЛСД на нелегальном рынке 
наркотиков может привести к опасной передозировке. Передозировка часто 
оказывалась причиной неудачных экспериментов с ЛСД, которые приводили к тяжелым 
психическим и физическим расстройствам. Голословные утверждения о смертельных 
отравлениях ЛСД до сих пор не подтверждались. При детальной проверке этих 
случаев неизменно находились другие причины.
     Следующий случай, произошедший в 1970 году, часто упоминается как пример 
возможной опасности ЛСД с черного рынка. Мы получили от полиции для анализа 
порошок, который продавался как ЛСД. Он был изъят у молодого человека, который 
был госпитализирован в критическом состоянии и чей друг погиб результате 
употребления этого порошка. Анализ выявил, что этот порошок содержал не ЛСД, а 
весьма токсичный алкалоид стрихнин.
     Причиной того, что разновидности ЛСД с черного рынка содержат меньшее, чем 
заявленное количество ЛСД, или вовсе его не содержат, является либо 
преднамеренная фальсификация, либо высокая неустойчивость этого вещества. ЛДС 
очень чувствителен к воздуху и свету. Он разрушается из-за окисления кислородом 
воздуха и превращается в неактивное вещество под воздействием света. Это следует 
учитывать во время синтеза и, особенно, во время приготовления устойчивых, долго 
хранящихся форм ЛСД. Неправда и то, что ЛСД легко приготовить, или то, что 
студент-химик в более-менее сносной лаборатории может его синтезировать. Методы 
синтеза ЛСД действительно были опубликованы и доступны каждому. Имея в руках эти 
подробные методики, химик может провести синтез, если он располагает чистой 
лизергиновой кислотой; однако, ее распространение в настоящее время регулируется 
тем же жестким законодательством, что и для ЛСД. Ввиду неустойчивости этого 
вещества, для выделения ЛСД из реакционного раствора в чистой кристаллической 
форме, с целью получения устойчивого препарата, требуется специальное 
оборудование и особый опыт, который непросто приобрести.
     ЛСД остается абсолютно устойчивым только в полностью свободных от кислорода 
и защищенных от света ампулах. Такие ампулы, содержащие 100 мкг (0.1 мг) 
ЛСД-тартрата (виннокислой соли ЛСД) в 1 куб.см водного раствора, выпускались 
фирмой Сандоз для биологических исследований и медицинского использования. ЛСД в 
таблетках изготавливается с добавками, которые предотвращают окисление, и, хотя 
в этой форме он не абсолютно устойчив, тем не менее, он сохраняется в течение 
длительного времени. Разновидности ЛСД, встречающиеся на черном рынке - ЛСД 
раствор, который наносят на кусочки сахара или на промокашку - разлагаются в 
течение недель или нескольких месяцев.
     Для такого сильнодействующего вещества как ЛСД, правильная дозировка имеет 
первостепенное значение. Здесь хорошо подходит принцип Парацельса: доза 
определяет, как будет действовать вещество, как лекарство, или, как яд. 
Дозировку препаратов с черного рынка невозможно контролировать, поскольку их 
силу действия никто не может гарантировать. Таким образом, одна из опасностей 
немедицинских экспериментов с ЛСД лежит в использовании препаратов неизвестного 
происхождения.
     Случай доктора Лири Доктор Тимоти Лири, который стал всемирно известен как 
апологет употребления наркотиков, необычайно сильно повлиял на распространение 
нелегального употребления ЛСД в Соединенных Штатах. Во время отпуска в Мексике в 
1960, Лири попробовал легендарные "священные грибы", приобретенные по случаю у 
шамана. Во время действия грибов он вошел в состояние религиозно-мистического 
экстаза, который он описывал как глубочайшее религиозное переживание своей 
жизни. С этого момента, доктор Лири, который в то время читал лекции по 
психологии в Гарвардском Университете (г. Кембридж, штат Массачусетс), полностью 
посвятил себя исследованию эффектов и возможностей применения психоделиков. 
Совместно с его коллегой доктором Ричардом Алпертом, он реализовал в 
университете различные научные проекты, в которых использовались ЛСД и 
псилоцибин, полученные нами к тому времени.
     Применяя научную методологию, при помощи ЛСД и псилоцибина, они производили 
опыты по возвращению заключенных в общество, опыты с теологами и представителями 
духовенства, у которых при помощи психоделиков они вызывали 
религиозно-мистический экстаз, опыты по стимуляции творчества у художников и 
писателей. Даже такие люди как Олдос Хаксли, Артур Кёстлер и Аллен Гинзберг 
участвовали в этих исследованиях. Особое значение придавалось вопросу, до какой 
степени психическая подготовка и ожидания субъекта, а также внешняя среда 
эксперимента, способны влиять на характер психоделических состояний.
     В январе 1963 доктор Лири прислал мне подробный отчет об этих 
исследованиях, в которых он с энтузиазмом делился полученными положительными 
результатами и выражал свою уверенность в преимуществах и многообещающих 
возможностях такого использования этих активных веществ. В то же самое время, 
фирма Сандоз получила от Департамента Общественных Связей Гарвардского 
Университета запрос на поставку 100 г ЛСД и 25 кг псилоцибина, подписанный 
доктором Тимоти Лири. Потребность в таком громадном количестве (указанные числа 
соответствуют 1 миллиону доз ЛСД и 2.5 миллионам доз псилоцибина) обосновывалась 
расширением исследований в области органов и тканей и экспериментов с животными. 
Мы поставляли эти вещества при условии наличия лицензии на импорт, получаемой от 
здравоохранительных органов США. Немного позже мы получили заявку на поставку 
указанных количеств ЛСД и псилоцибина, и, совместно с этим, чек на 10000$ в 
качестве залога, но без необходимой лицензии на импорт. Эту заявку подписал 
доктор Лири, но уже не как лектор Гарвардского Университета, а как президент 
недавно созданной им организации Международная Федерация Внутренней Свободы 
(IFIF). Вдобавок к этому, поскольку наш запрос тогдашнему декану Гарвардского 
Университета показал, что университетское начальство не утвердило продолжение 
научных проектов Лири и Алперта, мы отвергли это предложение и возвратили 
депозит.
     Вскоре после этого, Лири и Алперт были исключены из преподавательского 
состава Гарвардского Университета, потому что их исследования, вначале 
проводившиеся в академическом русле, потеряли свой научный характер. Эти 
эксперименты превратились в ЛСД вечеринки.
     ЛСД путешествие - ЛСД как билет на полную приключений поездку в новые миры 
психического и физического экспириенса - стало последним писком моды среди 
студентов, быстро распространившись из Гарварда на другие университеты. Доктрина 
Лири о том, что ЛСД не только служит для поиска божественного начала и открытия 
себя, но и является самым сильным из когда-либо найденных афродизиаков, 
несомненно, внесла решающий вклад в распространение употребления ЛСД среди 
молодого поколения. Позднее, в интервью ежемесячному журналу Плейбой, Лири 
заметил, что возможность усиливать сексуальные ощущения и достигать сексуального 
экстаза при помощи ЛСД была главной причиной ЛСД бума.
     После изгнания из Гарвардского Университета, Лири полностью превратился из 
лектора по психологии, занимающегося научными изысканиями, в мессию 
психоделического движения. Он и его друзья из IFIF организовали центр 
психоделических исследований в живописных окрестностях мексиканского городка 
Сиуатанехо. Я получил персональное приглашение от доктора Лири принять участие в 
спланированном на высшем уровне семинаре по психоделикам, который должен был 
пройти там в августе 1963. Я хотел с удовольствием принять это важное 
приглашение, тем более мне предлагали компенсацию дорожных расходов и бесплатное 
проживание, чтобы узнать на собственном опыте о методах, экспериментах и, в 
целом, об атмосфере этого центра психоделических исследований, о котором ходили 
противоречивые, и в какой-то степени удивительные, слухи. К сожалению, служебные 
обязанности не дали мне возможности слетать в тот раз в Мексику, чтобы получить 
личное впечатление об этом противоречивом проекте. Центр Психоделических 
Исследований в Сиуатанехо не просуществовал долго. Лири и его сторонники были 
высланы из страны мексиканским правительством. Лири же, который с этого времени 
стал не только мессией, но и великомучеником психоделического движения, вскоре 
получил поддержку от молодого нью-йоркского миллионера Уильяма Хичкока, 
владевшего недвижимостью, который выделил для Лири в качестве новой 
штаб-квартиры особняк в Миллбруке. Миллбрук стал домом для еще одной 
организации, проповедовавшей психоделический, трансцендентальный подход к жизни, 
названной Фонд Касталия.
     Во время путешествия по Индии в 1965 Лири обратился в индуизм. На следующий 
год он основал религиозную общину, носившую название Лига Духовных Открытий, 
сокращенно LSD (League for Spiritual Discovery).
     Призыв Лири к молодежи сформулирован в его знаменитом лозунге "Включайтесь, 
настраивайтесь, исчезайте!" (Turn on, tune in, drop out!), ставшим центральным 
догматом культуры хиппи. Последняя из этих заповедей, "исчезайте", была призывом 
к бегству от буржуазной жизни, к тому, чтобы повернуться спиной к обществу, 
бросить школу, институт, работу, и полностью посвятить себя истинной внутренней 
вселенной, изучению своей нервной системы, после того, как она открывалась при 
помощи ЛСД. Этот призыв больше всего выходил за психологические и религиозные 
рамки, и поэтому имел социальный и политический смысл. Понятно, почему Лири не 
только стал "enfant terrible" в университете и среди своих коллег по науке, 
психологов и психиатров, но и вызывал ярость у политических властей. За ним 
установили наблюдение и слежку, и, в конце концов, заключили в тюрьму. Серьезные 
приговоры - десять лет заключения по обвинению судов Техаса и Калифорнии во 
владении ЛСД и марихуаной, и приговор (позже отмененный) "тридцать лет 
заключения за контрабанду марихуаны" - показывают, что наказания за эти 
нарушения законов были всего лишь предлогом: реальной же целью было спрятать за 
решетку подстрекателя и совратителя молодежи, которого не удавалось преследовать 
иным образом. Ночью с 13 на 14 сентября 1970 Лири удалось совершить побег из 
калифорнийской тюрьмы в Сан Луис Обиспо. Сделав крюк через Алжир, где он общался 
с Элдриджем Кливером, лидером движения Черные Пантеры, проживавшим там в 
изгнании, Лири прибыл в Швейцарию и там попросил политического убежища.
     Встреча с Тимоти Лири Доктор жил со своей женой Розмари, в курортном 
городке Villars-sur-Ollon на западе Швейцарии. При посредничестве доктора 
Мастронарди, адвоката доктора Лири, мы установили контакт. 3 сентября 1971 я 
встретился с доктором Лири в привокзальном кафе в Лозанне. Наше взаимное 
сердечное приветствие, было как бы символом нашей роковой взаимосвязи через ЛСД. 
Лири был среднего роста, стройный, неунывающий, его смуглое молодое лицо с 
ясными смеющимися глазами обрамлялось слегка вьющимися волосами с примесью 
седины. Это делало его похожим скорее чемпиона по теннису, чем на бывшего 
лектора Гарварда. Мы отправились на машине в Buchillons, где в ресторане A la 
Grande Foret, за блюдом из рыбы и стаканом белого вина наконец-то состоялся 
разговор между отцом ЛСД и апостолом ЛСД.
     Я выразил сожаление, что исследования ЛСД и псилоцибина в Гарвардском 
Университете, столь многообещающе начинавшиеся, выродились до такой степени, что 
их продолжение в академической среде стало невозможным.
     Самое серьезное мое возражение доктору Лири касалось распространения 
употребления ЛСД среди подростков. Лири не пытался опровергнуть мое мнение 
относительно особенной опасности ЛСД для молодежи. Тем не менее, он утверждал, 
что я неоправданно упрекал его в склонении малолетних к употреблению наркотиков, 
поскольку подростков в США, в плане информированности и жизненного опыта, можно 
было сравнивать с взрослыми европейцами. Зрелость, пресыщенность и 
интеллектуальный застой очень рано достигаются в Соединенных Штатах. Поэтому, он 
считал ЛСД экспириенс важным, полезным и развивающим даже для очень молодых 
людей.
     Далее в этой беседе я коснулся того, что Лири искал широкой рекламы своих 
исследований ЛСД и псилоцибина, поскольку он приглашал репортеров из газет и 
журналов на свои эксперименты, а также привлекал радио и телевидение. Акцент в 
этом случае делался скорее на рекламу, чем на объективную информацию. Лири 
отстаивал свою рекламную программу, потому что он ощущал свою историческую 
судьбоносную роль в том, чтобы сделать ЛСД известным всему миру. Ошеломляющие 
положительные эффекты такого распространения, особенно среди молодого поколения 
американцев, сделали бы некоторый вред - те несчастные случаи, произошедшие от 
неправильного использования ЛСД - незначительным по сравнению с пользой, своего 
рода маленькой жертвой.
     Во время этого разговора я убедился, что Лири несправедливо огульно 
называли поборником употребления наркотиков. Он делал четкое различие между 
психоделическими средствами - ЛСД, псилоцибином, мескалином, гашишем - в чьих 
благотворных эффектах он был убежден, и наркотиками, вызывающими пристрастие: 
морфином, героином и т.д., от употребления которых он неоднократно 
предостерегал.
     От этой личной встречи у меня сложилось впечатление о докторе Лири, как об 
очаровательном человеке, убежденном в своих целях, который отстаивал свое мнение 
с юмором, но бескомпромиссно; о человеке, который действительно витал в облаках 
оптимизма и веры в чудесную силу психоделиков, и, который, все же, был склонен 
недооценивать, или даже вообще не замечать практические сложности, неприятные 
моменты и опасности. Лири, как выразительно показал его дальнейший жизненный 
путь, также проявлял легкомыслие по отношению к опасностям и нападкам, 
касавшимся его самого.
     Во время его пребывания в Швейцарии, я случайно встретился с Лири еще раз, 
в феврале 1972 в Базеле, во время своего визита к Майклу Хоровицу, хранителю 
библиотеки имени Фитца Хью Ладлоу в Сан-Франциско, библиотеки, 
специализированной на литературе по лекарственным средствам. Мы отправились в 
мой дом недалеко от Бурга, где продолжили наш разговор, начатый в прошлом 
сентябре. Лири казался беспокойным и отстраненным, возможно из-за временного 
нездоровья, и наша дискуссия была в этот раз менее плодотворной. Это была моя 
последняя встреча с доктором Лири.
     Он покинул Швейцарию в конце этого года, после развода со своей женой 
Розмари, в сопровождении своей новой подруги Джоанны Харкорт-Смит. После 
краткого пребывания в Австрии, где Лири принял участие в создании 
документального фильма о героине, Лири и его подруга отправились в Афганистан. В 
аэропорту Кабула он был задержан агентами американских спецслужб и был отправлен 
обратно в калифорнийскую тюрьму Сан Луис Обиспо.
     После того, как ничего не было слышно о Лири на протяжении долгого времени, 
его имя снова появилось в газетах летом 1975 в связи с сообщением о помиловании 
и досрочном выходе их тюрьмы. Но его не выпускали до начала 1976. Я узнал от его 
друзей, что теперь он был занят психологическими проблемами космических 
путешествий и исследованиями взаимоотношений между нервной системой человека и 
межзвездным пространством - то есть, проблемами, изучение которых не должно 
принести ему дельнейших сложностей со стороны власти и правительства.
     Путешествия во вселенной души Именно так озаглавил исламовед доктор Рудольф 
Гелпке свой отчет об экспериментах с ЛСД и псилоцибином, который появился в 
издании Антайос в январе 1962, и это заглавие можно использовать для следующих 
описаний опытов с ЛСД. ЛСД путешествия и космические полеты похожи во многих 
отношениях. Оба мероприятия предполагают очень тщательную подготовку, 
подразумевая как меры предосторожности, так и цели, чтобы снизить до минимума 
опасности и получить по возможности наиболее ценные результаты. Как космонавты 
не могут оставаться в космосе, так и ЛСД экспериментаторы не могут остаться в 
трансцендентных сферах, им нужно вернуться на землю, в мир повседневности, где 
вновь приобретенный опыт подвергнется оценке.
     Следующие отчеты были выбраны, чтобы показать насколько разным может быть 
ЛСД экспириенс. Конкретные побуждения, подтолкнувшие к эксперименту, имели 
решающее значение при их подборке. Эта подборка без исключения содержит только 
отчеты тех людей, которые не просто попробовали ЛСД из любопытства или как 
утонченный наркотик ради удовольствия, но тех, кто экспериментировал с ним в 
поисках расширения возможностей восприятия внутреннего и внешнего мира; тех, кто 
пытался с помощью этого химического ключа открыть новые "двери восприятия" 
(Уильям Блейк); или же, применяя сравнение Рудольфа Гелпке, тех, кто использовал 
ЛСД, чтобы преодолеть силу тяжести пространства и времени привычного восприятия 
мира, для того, чтобы таким образом прибыть к новой точке зрения и пониманию во 
"вселенной души".
     Первые две цитаты взяты из ранее упомянутого отчета Рудольфа Гелпке.

Танец духов ветра (0.075 мг ЛСД 23 июня 1961, 13:00) 


     После того, как я принял эту дозу, которая считается средней, я оживленно 
беседовал со своими коллегами примерно до 14:00. После этого, я отправился в 
одиночестве в книжный магазин Вертмюллер, где препарат определенно начал 
действовать. Я заметил, что темы книг, в которых я спокойно копался в глубине 
магазина, совершенно мне безразличны, в то время как случайные детали обстановки 
внезапно сильно выделялись, и казались "многозначительными"... Теперь, спустя 
десять минут я встретился со знакомой супружеской четой, и мне пришлось вступить 
с ним в разговор, который, признаюсь, никак не был для меня приятным, хотя и не 
был особенно мучительным. Я следил за беседой (даже за собой) "как бы издалека". 
Вещи, о которых мы говорили (речь шла о персидских рассказах, которые я 
переводил) "принадлежали к другому миру": миру, в котором я все еще мог выражать 
себя (я совсем еще недавно жил в нем и еще помнил "правила игры"), но с которым 
у меня не осталось эмоциональной связи. Мой интерес к нему пропал - я просто 
делал вид, что этого не замечаю.
     После того, как мне удалось освободиться, я прошел дальше по городу по 
направлению к рынку. У меня не было "видений", я видел и слышал все так же, как 
и обычно, но, тем не менее, все изменилось неописуемым образом; "невидимые 
стеклянные стены" были повсюду. С каждым шагом, который я делал, я все больше и 
больше становился похожим на автомат. Меня особенно поразило, что я, как 
казалось, потерял контроль над мышцами лица - я был уверен, что мое лицо 
окаменело, стало совершенно невыразительным, пустым, вялым, похожим на маску. 
Единственное, что заставляло меня идти и продолжать двигаться, это то, что я 
помнил, что шел и двигался "раньше". Но чем дальше я вспоминал, тем больше я 
сомневался. Я помню, мои собственные руки мешали мне: я опускал их в карманы, 
оставлял их болтаться, соединял их за спиной... как какие-то обременительные 
предметы, которые мы таскаем с собой, но никто не знает, куда их спрятать. У 
меня была такая же реакция на все мое тело. Я больше не знал, почему оно было 
там, и куда мне следовало идти. Смысл таких решений был утерян. Их можно было 
лишь с трудом воссоздать, косвенно, через воспоминания о прошлом. Я приложил 
определенное усилие, чтобы пройти короткое расстояние от рынка до дома, до 
которого я добрался примерно в 15:10.
     Я ни в коем случае не испытывал чувства опьянения. То, что я ощущал, было 
скорее постепенным умственным угасанием. Мне совершенно не было страшно; но я 
представляю, что при развитии некоторых психических заболеваний - естественно 
растянутом в большом промежутке времени - происходит весьма похожий процесс: 
пока воспоминания о прошлом существовании в мире людей еще остаются, пациент 
который от него отстранился все еще в состоянии (до какого-то момента) найти 
дорогу назад: однако, позднее, когда воспоминания угасли и навсегда исчезли, он 
полностью теряет эту возможность.
     Вскоре после того, как я вошел в свою комнату, "стеклянное оцепенение" 
отступило. Я присел, глядя в окно, и сразу же пришел в восторг: окно было широко 
распахнуто, прозрачные занавески из тонкой ткани, напротив, были опущены, и 
теперь легкий ветерок снаружи играл с этой вуалью и силуэтами горшков с цветами 
на подоконнике и их веточками, которые солнечный свет очерчивал на занавесках, 
колыхающихся на ветру. Это зрелище полностью очаровало меня. Я "погрузился" в 
него, я видел только это мягкое непрестанное волнение и покачивание теней 
растений посреди солнца и ветра. Я знал, чем "это" было, но я искал название 
этому, формулу, "волшебное слово" известное мне, и оно у меня было: Totentanz, 
танец мертвых... Это то, что ветер и свет показывали мне на экране из тонкой 
ткани. Было ли страшно? Боялся ли я? Наверное - сначала. Но затем, 
восхитительное веселье проникло в меня, и я слышал музыку безмолвия, и даже моя 
душа танцевала с вернувшимися тенями под насвистывание ветра. Да, я понял: это 
занавес, и этот занавес сам по себе является тайной, тем "изначальным", что 
всегда сокрыто. Зачем разрывать его? Тот, кто делает это, лишь разрывает себя 
самого. Потому что там "за пределами", "за занавесом" находится "пустота".

Полип из бездны (0.150 мг ЛСД 15 апреля 1961, 9:15) 


     Эффекты начались уже спустя приблизительно 30 минут с сильного внутреннего 
волнения, дрожащих рук, холодной кожи, металлического привкуса на небе.
     10:00 Обстановка комнаты превратилась в фосфорицирующие волны, бегущие от 
пяток даже сквозь мое тело. Кожа, особенно пальцы ног, заряжены электричеством; 
все еще постоянно растущее возбуждение мешает ясному мышлению...
     10:20 У меня не хватает слов, чтобы описать мое теперешнее состояние. Как 
будто кто-то "другой", совершенно чужой овладевает мной частица за частицей. 
Очень трудно писать ("сдерживаемый" или "несдерживаемый"? - не знаю!).
     Этот зловещий процесс прогрессирующего самоотчуждения вызвал во мне чувство 
бесс
     илия, желание беспомощно сдаться. Около 10:30 сквозь закрытые глаза я 
увидел бес
     численные пересекающиеся линии на красном фоне. Тяжелое как свинец небо 
давило н
     а все; я чувствовал, как мое "Я" сжимается, и я ощущал себя маленьким 
карликом..
     . Незадолго до 13:00 я избавился от все более гнетущей атмосферы компании в 
студ
     ии, где мы только мешали друг другу полностью раскрыться воздействию ЛСД. Я 
усел
     ся на полу в маленькой, пустой комнате, спиной к стене и смотрел через 
единствен
     ное окно над узким фасадом напротив меня на серо-белое небо в облаках. Оно, 
как 
     и вся обстановка в целом, казалось в этот момент безнадежно нормальным. Я 
был уд
     ручен, и сам казался себе настолько отвратительным и ненавистным, что я не 
осмел
     ился бы взглянуть (и, действительно, весь этот день отчаянно этого избегал) 
в зе
     ркало или в лицо другому человеку. Мне очень хотелось, чтобы этот дурман 
скорее закончился, но мое тело все еще было в его власти. Я представил, что 
ощущаю, под его давящей тяжестью, как мои конечности обвиты сотнями щупальцев 
полипа - да, я действительно воспринимал все это в мистическом ритме; 
электрические прикосновения, как бы настоящего, хотя и невидимого, злобного 
существа, к которому я обращался громким голосом, чертыхаясь и вызывая его на 
открытый поединок. "Это всего лишь проекция зла внутри тебя самого", уверял меня 
другой голос. "Это чудовище, рожденное в твоей душе!" Это понимание возникло как 
сверкнувший клинок. Оно прошло сквозь меня со спасительной отчетливостью. 
Щупальца полипа отвалились от меня, как отрезанные, и до этого пасмурное, 
мрачное серо-белое небо в раскрытом окне заискрилось, как залитая солнцем 
поверхность воды. Пока я смотрел на него, словно околдованный, оно превратилось 
(для меня!) в настоящую воду: на меня хлынул подземный источник, прорвавшийся 
мгновенно оттуда, и теперь устремившийся ко мне, желая стать штормом, озером, 
океаном из миллионов миллионов каплей - и на всех, на каждой из этих капель, 
танцевал свет... Когда комната, окно и небо вернулись в мое сознание (было 
13:25), действие вещества еще не закончилось, но его арьергард, прошедший мимо 
меня в последующие два часа, очень напоминал радугу, которая возникает после 
бури. Как отчуждение от окружающей среды и отчуждение от собственного тела, 
пережитые в обоих предыдущих опытах, описанных Гелпке, так и ощущение 
чужеродного существа, демона, который овладевает телом - являются характерными 
чертами воздействия ЛСД, которые, несмотря на многообразие и непостоянство 
переживаний, встречаются в большинстве отчетов об экспериментах. Я уже описывал 
одержимость ЛСД демоном в качестве жуткого переживания из моего первого 
запланированного эксперимента с собой. Тогда тревога и страх овладели мной 
чрезвычайно сильно, потому что я ни в коей мере не подозревал, что этот демон 
отпустит свою жертву.
     Приключения, описанные в следующем отчете, написанным художником, 
принадлежат к совершенно другому типу ЛСД экспириенса. Этот художник пришел ко 
мне, чтобы узнать мое мнение о том, как следует понимать и толковать пережитое 
под ЛСД. Он боялся, что полная перемена в его собственной жизни, ставшая 
следствием его эксперимента с ЛСД, могла основываться на пустой иллюзии. Мое 
объяснение - что ЛСД, как вещество биохимического действия, только подталкивает 
к видениям, но не создает их, и, что эти видения скорее рождены в его душе - 
дало ему уверенность в осмысленности перемен в его жизни.

ЛСД экспириенс художника


     ...Потом мы с Евой отправились в уединенную горную долину. Там, на природе 
я подумал, что с Евой это будет особенно замечательно. Ева была молодой и 
привлекательной. На двадцать лет старше ее, я уже находился на середине 
жизненного пути. Несмотря на плачевные последствия, с которыми я сталкивался 
раньше в результате любовных похождений, несмотря на боль и разочарование, 
которые я приносил тем, кто любил меня и верил мне, меня с непреодолимой силой 
тянуло к этому приключению, к Еве, к ее молодости. Я был околдован этой 
девушкой. Наш роман только начинался, но я чувствовал силу соблазна сильнее, чем 
когда-либо прежде. Я непреодолимо хотел впасть в это сладострастное опьянение 
вместе с Евой. Она была самой жизнью, самой молодостью. И пусть потом я попаду в 
лапы к Дьяволу! Я уже давно покончил с Богом и Дьяволом. Они были для меня всего 
лишь человеческими изобретениями, используемыми безбожным, безжалостным 
большинством, чтобы подавлять и эксплуатировать доверчивое и наивное 
меньшинство. Я хотел не иметь ничего общего с этой лживой общественной моралью. 
Наслаждаться, я хотел любыми средствами наслаждаться, а "после нас хоть потоп". 
"Что мне жена, что мне дети - пусть попрошайничают, если им нечего есть". Я 
также воспринимал брак как социальную ложь. Брак моих родителей и браки моих 
знакомых достаточно подтверждали это для меня. Пары оставались вместе, потому 
что это более удобно; они привыкли к этому, и "если бы не дети..." Под предлогом 
брака каждый эмоционально мучил другого до язвы желудка, или же каждый шел своей 
дорогой. Все во мне протестовало против идеи любить одну и ту же женщину всю 
жизнь. Откровенно говоря, я считал это отвратительным и противоестественным. 
Таковы были мои принципы перед этим зловещим летним вечером на горном озере.
     В семь вечера мы оба приняли по умеренной дозе ЛСД, около 0.1 миллиграмма. 
Потом мы прошлись вдоль озера и присели на скамейку. Мы бросали в воду камешки и 
смотрели на расходящиеся круги. Мы чувствовали слабое внутреннее беспокойство. 
Около восьми мы вернулись в холл отеля и заказали чай и сэндвичи. Некоторые из 
гостей все еще сидели там, рассказывали анекдоты и громко смеялись. Они 
подмигивали нам. Их глаза странно блестели. Мы чувствовали себя странно и 
отрешенно и боялись, что они что-то заметят в нас. На улице становилось темно. 
Мы с неохотой решили пойти в свой номер. К дальнему коттеджу вдоль черного озера 
вела неосвещенная улица. Когда я зажег фонарик, гранитная лестница, которая вела 
от прибрежной дороги к дому, словно воспламенилась ступенька за ступенькой. Ева 
вся испуганно вздрогнула. "Как зловеще" пронеслось у меня в голове, и внезапный 
ужас проник в мои конечности, я знал: будет очень плохо. Вдалеке, в деревне, 
часы пробили девять.
     Когда мы, испуганные, очутились в комнате, Ева рухнула на постель и 
посмотрела на меня широкими глазами. Было просто невозможно думать о любви. Я 
присел на краю постели и взял Еву за руки. Потом пришел страх. Мы впали в 
глубокий неописуемый ужас, которого никто из нас не понимал.
     "Посмотри мне в глаза, посмотри на меня", умолял я Еву, но ее изумленный 
взгляд был направлен в сторону от меня, а затем она в страхе громко вскрикнула и 
вздрогнула всем телом. Выхода не было. За окном была лишь темная ночь и черное 
бездонное озеро. В общем доме все огни погасли; люди, наверное, ушли спать. Что 
бы они сказали, если бы видели нас сейчас? Возможно, они позвали бы полицию, и 
тогда все стало бы еще хуже. Скандал по поводу наркотиков - невыносимо 
мучительная мысль.
     Мы не могли больше сдвинуться с места. Мы сидели в окружении четырех 
деревянных стен; между досок дьявольски темнели щели. Становилось все 
невыносимее. Вдруг дверь открылась, и вошло "нечто ужасное". Ева громко 
вскликнула и спряталась под покрывало. Снова крик. Под покрывалом было еще 
страшнее. "Смотри мне прямо в глаза!" взывал я к ней, но она вращала глазами 
взад и вперед, как безумная. Я понял: она сходит с ума. В отчаянии я схватил ее 
за волосы, чтобы она больше не смогла отвернуться от меня. Я видел жуткий страх 
в ее глазах. Все вокруг нас было враждебным и пугающим, как будто все хотело в 
следующий миг напасть на нас. Ты должен защитить Еву, ты должен продержать ее до 
утра, тогда действие кончится, сказал я себе. Однако затем я снова погрузился в 
невыразимый ужас. Больше не было ни времени, ни рассудка; казалось это состояние 
будет длиться вечно.
     Предметы в комнате ожили, как на карикатурах; они презрительно усмехались 
со всех сторон. Я заметил Евины туфли с черно-желтыми полосками, которые я 
считал такими возбуждающими; они стали двумя огромными злыми осами, ползавшими 
на полу. Водопроводные трубы в душевой превратились в драконью голову, глаза 
которой - два крана - злобно смотрели на меня. Мне пришло на ум мое имя Георг, и 
я сразу почувствовал себя рыцарем Георгом, который должен сражаться за Еву.
     Крик Евы вырвал меня из этих мыслей. Вся в поту и дрожащая, она прижалась 
ко мне. "Я хочу пить", простонала она. С большим усилием, не выпуская Евиной 
руки, мне удалось достать ей стакан воды. Но вода, казавшаяся вязкой и тягучей, 
была отравлена, и мы не смогли утолить ей своей жажды. Две настольных лампы 
сияли странным свечением, как адские огни. Часы пробили двенадцать.
     Это ад, подумал я. Нет никакого Дьявола и демонов, но, тем не менее, они 
ощущались в нас, заполнив собой комнату, они мучили нас невообразимым ужасом. 
Воображение, или нет? Галлюцинации, проекции? - этот вопрос не имел значения 
лицом к лицу с реальностью страха, внедрившегося в наши тела и заставлявшего их 
дрожать: существовал только страх. Вспомнившиеся некоторые эпизоды из книги 
Хаксли "Двери восприятия" принесли мне короткое успокоение. Я взглянул на Еву, 
на это плачущее, испуганное, измученное существо, и ощутил сильное сострадание и 
жалость. Она стала мне чужой; я едва узнавал ее теперь. Она носила на шее тонкую 
цепочку с медальоном Девы Марии. Это был подарок ее младшего брата. Я обратил 
внимание на благотворное, успокаивающее излучение, связанное с чистой любовью, 
которое исходило от этого ожерелья. Но вслед за этим снова ворвался страх, как 
бы желая окончательно нас уничтожить. Мне понадобились вся моя сила, чтобы 
сдержать Еву. Я слышал, как за дверью таинственно тикал электрический счетчик, 
как будто хотел в следующий миг сообщить мне нечто важное, злое и 
опустошительное. Презрение, насмешки и злоба снова зашуршали изо всех углов и 
щелей. И вот посреди этой агонии, я услышал вдалеке звон коровьего колокольчика, 
как дивную, заманчивую музыку. Однако он вскоре умолк, и снова сразу же 
воцарился страх и ужас. Как тонущий надеется на спасительную доску, так и я 
желал, чтобы коровы вновь очутились возле дома. Но все оставалось безмолвным, и 
только счетчик трещал, гудел и жужжал вокруг нас словно невидимое зловредное 
насекомое.
     Наконец стало рассветать. К большому облегчению я заметил, как возник свет 
в щелях ставен. Теперь, я мог предоставить Еву самой себе; она успокоилась. 
Обессилевшая, она закрыла глаза и уснула. Пораженный, в глубокой печали, я 
присел на краю кровати. Ушли моя гордость и самоуверенность; все, что осталось 
от меня - небольшая горсть страдания. Я посмотрел на себя в зеркало и вздрогнул: 
я стал на десять лет старше за эту ночь. Подавленный, я уставился на свет от 
настольной лампы с жутким абажуром из переплетенного пластмассового шнура. 
Мгновенно свет стал ярче и начал мерцать и искриться на пластиковом шнуре; он 
сиял как бриллианты и самоцветы всех оттенков, и меня переполнило ошеломляющее 
чувство счастья. Все сразу, и лампа, и комната, и Ева, исчезли, и я обнаружил 
себя посреди удивительного, сказочного ландшафта. Он был похож на внутренности 
огромной готической церкви, с бесконечными колоннами и готическими арками. Они 
были сделаны не из камня, а скорее из хрусталя. Голубоватые, желтоватые, 
молочные и ясно-прозрачные хрустальные колонны окружали меня как деревья в лесу. 
Их вершины, и арки терялись в головокружительной высоте. Перед моим внутренним 
взором появился яркий свет, и чудесный мягкий голос заговорил со мной из этого 
света. Я не слышал его своими ушами, а скорее воспринимал его, как ясные мысли, 
возникающие внутри.
     Я понял, что в ужасе прошедшей ночи я воспринимал мое собственное личное 
состояние: эгоизм. Моя самость отделяла меня от человечества и привела к 
внутренней изоляции. Я любил только себя, не своего ближнего; только 
удовольствие, которое давали мне другие. Мир существовал только для 
удовлетворения моей жадности. Я стал жестоким, холодным и циничным. Ад показал 
мне это: эгоизм и отсутствие любви. Поэтому все и казалось мне чужеродным, 
презрительным и пугающим. Вместе со слезами, меня озарило знание, что истинная 
любовь означает отказ от эгоизма, и что не желания, а, скорее, самоотверженная 
любовь строит мост к сердцу другого человека. Волны невыразимого счастья 
катились по моему телу. Я испытывал божественное милосердие. Но как могло быть, 
что оно проистекало на меня именно из этого дешевого абажура? Внутренний голос 
ответил: Бог есть во всем.
     Пережитое у горного озера дало мне уверенность, что за пределами 
преходящего материального мира существует неумирающая духовная реальность, 
которая и есть наш истинный дом. Теперь я на пути домой.
     Для Евы все осталось лишь дурным сном. Вскоре после этого мы расстались. 
Следующие заметки "ЛСД история" написаны двадцатипятилетним рекламным агентом 
Джоном Кэшманом (Fawcett Publications, Greenwich, Conn., 1966). Они включены в 
подборку отчетов об ЛСД, так же как и предыдущий пример, потому что описывают 
некое развитие, характерное для многих ЛСД экспириенсов - от жутких видений до 
предельной эйфории, своего рода цикл смерть-возрождение.

Радостная песнь бытия


     Мой первый опыт с ЛСД произошел в доме моего близкого друга, который стал 
моим гидом. Окружающая обстановка была достаточно знакомой и расслабляющей. Я 
принял две ампулы ЛСД (200 микрограмм) разведенных в стакане дистиллированной 
воды. Экспириенс продолжался почти что одиннадцать часов, с 8 часов вечера в 
субботу почти до 7 утра. Мне не с чем это сравнить, но я уверен, что ни один 
святой никогда не видел более восхитительных, наполненных радостной красотой 
видений, или воспринимал более блаженное состояние трансцендентальности. 
Средства, которыми я располагаю, чтобы передать эти чудеса - слишком убогие и 
неподходящие для этой задачи. Приходиться довольствоваться неумелым наброском 
там, где оправдана лишь работа великого мастера, творящего всей палитрой красок. 
Я должен извиниться за свою ограниченность в этой жалкой попытке свести наиболее 
значительное событие моей жизни к простым словам. Моя надменная ухмылка над 
неумелыми косноязычными попытками других описать мне их божественные видения 
превратилась в понимающую улыбку заговорщика - то, что пережито обоими не 
требует слов.
     Первой моей мыслью после того, как я выпил ЛСД, было то, что он совершенно 
не действует. Мне сказали, что через тридцать минут начинается первое ощущение - 
покалывание в коже. Никакого покалывания не было. Я заметил об этом вслух, на 
что мне сказали, чтобы я расслабился и ждал. Поскольку заняться было не чем, я 
уставился на горевшую шкалу настройки настольного радиоприемника и клевал носом 
под незнакомую джазовую мелодию. Думаю, что прошло несколько минут, прежде чем я 
осознал, что свечение, как в калейдоскопе, меняло свой цвет в зависимости от 
высоты звуков музыки; оно было светло-красное и желтое в верхнем регистре и 
пурпурным в низком. Я засмеялся. Я не имел понятия, когда это началось. Я просто 
знал, что это случилось. Я закрыл глаза, но цветные ноты были и там. Я был 
поражен удивительной яркостью красок. Я попытался заговорить и описать то, что я 
видел: вибрирующие светящиеся цвета. Почему-то это казалось неважным. Когда я 
открыл глаза, цветные лучи заполнили комнату, накладываясь друг на друга в ритме 
музыки. Внезапно я осознал, что эти цвета и были музыкой. В этом открытии не 
было ничего удивительного. Ценности, столь заботливо хранимые, становились 
безразличными. Я хотел заговорить о цветной музыке, но не смог. Я мог только 
произносить односложные слова, в то время как многосложные образы метались в 
моей голове со скоростью света.
     Перспектива комнаты менялась, то, принимая форму вибрирующего ромба, то, 
растягиваясь в овал, словно кто-то накачивал в комнату воздух, расширяя ее до 
предела. Мне было трудно фокусироваться на предметах. Они расплавлялись в 
размытую массу чего-то или уплывали в пространство, весьма любопытно медленно 
перемещаясь сами по себе. Я попытался узнать время на моих часах, но не смог 
сфокусироваться на руке. Я подумал спросить о времени, но эта мысль прошла. Я 
был слишком занят видимым и слышимым. Звуки стимулировали, а образы восхищали. Я 
был в трансе. Не имею понятия, сколько это продлилось. Знаю только, что 
следующим было яйцо.
     Яйцо, большое, пульсирующее, светящееся зеленым, было там до того, как я 
его заметил. Я чувствовал, что оно там присутствовало. Оно было подвешено 
примерно на полпути от того места, где я сидел, до дальней стены. Я был 
заинтригован красотой этого яйца. И в то же время, я боялся, что оно упадет на 
пол и разобьется. Мне не хотелось, чтобы яйцо разбилось. Казалось чрезвычайно 
важным, чтобы оно не разбилось. Но, несмотря на то, что я думал об этом, оно 
медленно растворилось, и за ним оказался большой пестрый цветок, не похожий ни 
на один из цветков, когда-либо виденных мной. Его невероятно тонкие лепестки 
раскрылись, распространив по комнате во всех направлениях неописуемые цвета. Я 
чувствовал цвета и слышал, как они переливались по моему телу, теплые и 
прохладные, похожие на свирели и колокольчики.
     Первое дурное предчувствие пришло позже, когда я увидел, как центр цветка 
медленно поглощает его лепестки, черный, светящийся центр, как будто состоявший 
из тысяч муравьев. Он поглощал лепестки мучительно медленно. Я хотел закричать, 
чтобы он прекратил или поторопился. Я страдал от плавного исчезновения 
прекрасных лепестков, словно съедаемых коварной болезнью. Затем, с проблеском 
интуиции, я к своему ужасу осознал, что эта чернота в действительности пожирала 
меня. Я был цветком, и это чужеродное крадущееся нечто поглощало меня.
     Я закричал или застонал, точно не помню. Я был переполнен страхом и 
отвращением. Я услышал, как мой гид сказал: "Спокойно. Просто следуй этому. Не 
борись. Следуй". Я попробовал, но ужасная чернота вызвала такое отвращение, что 
я закричал: "Я не могу! Ради бога, помогите! Помогите!" Голос был ровным и 
успокаивающим: "Пусть это придет. Все в порядке. Не волнуйся. Следуй этому. Не 
борись".
     Я чувствовал, что превращаюсь в жуткое приведение, что мое тело 
растворяется в волнах черноты, мой разум лишился эго, жизни и даже смерти. В 
одно кристальное мгновение я осознал, что я бессмертен. Я задал себе вопрос: "Я 
умер?" Но ответ не имел смысла. Смысл был бессмысленным. Вдруг возник белый свет 
и мерцающая красота единства. Повсюду был свет, белый свет неописуемой чистоты. 
Я умер и был рожден, и торжество было чисто и свято. Мои легкие взорвались 
радостной песнью бытия. Было единство и жизнь, и совершенная любовь, заполнившая 
мое существо, была безгранична. Мое сознание было четким и полным. Я видел Бога 
и дьявола и всех святых, и я знал истину. Я чувствовал себя плавающим в космосе, 
парящим над всеми ограничениями, освобожденным, чтобы плыть в блаженном сиянии 
божественных видений.
     Я хотел кричать и петь о чудесной новой жизни, о сути и форме, о радостной 
красоте и полном безумия экстазе восхищения. Я знал и понимал все, что можно 
знать и понимать. Я был бессмертен, я знал за пределами знания, я был способен 
любить всей своей любовью. Каждая частица моего тела и души видела и чувствовала 
Бога. Мир был теплотой и добротой. Не было ни времени, ни места, ни меня. Была 
лишь космическая гармония. Все было в этом белом свете. Всеми фибрами своего 
бытия я знал, что это так.
     Я держался за это озарение с полной отрешенностью. Когда это переживание 
пошло на убыль,